Илья Муромец

Пациашвили Сергей Сергеевич

– У князя Всеволода есть молодые бояре, которых дружина уже признала своими вождями. Вместе они наказывают всех, кто смеет идти против муромского князя.

– Довольно, старик!
– резко оборвал его всадник, - тебе не запугать нас. Отдавайте своё добро, а иначе я - Всеслав Чёрный разозлюсь, и тогда не ждите от меня пощады.

Хуторяне не на шутку встревожились. Хоть местных мужчин и было большинство, одолеть такого хорошо вооружённого и обученного врага они могли едва ли, а если бы одолели, то с такими потерями, что победа была бы не слаще поражения и обрекла бы жителей Карачарова на голод. Пока мужики чесали бороды, слушая беседу старосты с Всеславом, а женщины и дети через щели в закрытых ставнях смотрели на происходящее, Иван успел добежать до дома. Здесь он надел свою старую кольчугу, скрыл её сверху рубахой, взял топор с длинной ручкой и снова выбежал на улицу. У входа навстречу ему неслась стая гусей. Они были сильно напуганы, топтали друг друга, валялись в пыли, а когда увидели впереди себя человека,

то одни бросились в рассыпную, а другие угрожающе вытянули шеи и зашипели. Иван полный решимости прошёл мимо них и увидел, как один из разбойников уже тащит на руках чью-то овцу. Хуторские собаки голосили во все пасти, но близко к гостям на подходили.

– Так, значит это ты - Всеслав Чёрный - вождь этих людей?
– обратился Иван прямо к вождю, который уже слез с лошади.

– А ты кто таков?
– с презрительным гневом окинул он взглядом вооружённого мужика.

– Я - Иван, земский сын.

– Чего тебе надо, земский сын? Торопишься расстаться с жизнью?

– Скажи мне, вождь Всеслав, ты ведь стал вождём в своём клане по праву, как самый сильный?

– Конечно по праву, а как же иначе?

– И ты готов подтвердить это своё право?

– Хочешь проверить?
– пуще прежнего гневался Всеслав и уже схватился за свой меч и взял щит.

– Хочу, - отвечал Иван, глядя ему в глаза, - но в честном бою, один на один. Готов ли ты дать мне такой бой? Или струсишь?

– А ты смельчак, земщина, - ухмыльнулся Всеслав, - но глупый. У тебя нет чародейской силы, ты не воин, ты проиграешь.

– Раз ты так уверен, почему же тебе не сразиться со мной? Или боишься человека без чародейской крови?

– Боюсь? Ах ты собака!

И с этими словам Всеслав прыгнул на своего врага, словно рысь, и ударил своим мечом. Иван ловко ушёл от удара, но за ним последовали другие. Меч с ветром рассекал воздух, богатырь едва не был ранен. И всё же Ивану удалось несколько раз отбить меч топором, в последний раз он получил в лицо вражеским щитом и едва не упал. Если бы упал, то точно бы погиб. Иван провёл рукой по распухшей губе и увидел на ладони кровь. Борода его быстро начала окрашиваться в красный цвет. Всеслав снова ринулся в атаку. Иван снова ушёл от удара. Он отступал всё дальше и дальше, и разбойники начали уже смеяться над ним.

– Так ты скоро задом и до Мурома добежишь!

Они уже оставили свой грабёж и шли вслед за дерущимися, посмеиваясь над мужиком и подбадривая своего вождя. Иван же отступал всё дальше и дальше назад. В какой-то момент Всеслав резанул ему мечом по животу. Рубаха в момент порвалась, но кольчуга выдержала секущий удар.

– А ты не простой хуторянин, - глядя не это, произнёс Всеслав.

– Самый, что ни на есть простой, - переводя дух, отвечал Иван и вдруг ринулся вперёд. Ногой он ударил по щиту врага с такой силой, что Всеслав на миг потерял равновесие, когда острый вражеский топор стремился к его ноге, угрожая перерубить сухожилие. В последний момент вождь подпрыгнул над землёй и избежал серьёзного ранения. Меч чародея в свой черёд пронёсся прямо над головой мужика. Иван кувыркнулся в сторону и встал на ноги. Казалось, Всеслав разозлился ещё сильнее и теперь хотел как можно быстрее закончить этот бой. Размахивая мечом, он ринулся в атаку на уже, казалось, выдохшегося Ивана. Казалось, вот-вот мужику придёт конец. И тут вдруг Иван перебросил свой топор в левую руку, отразил удар меча, а правой нанёс чародею сильный удар кулаком в лицо, затем схватил щит и силой потянул на себя. Удар оказался настолько сильным, что Всеслав не смог сопротивляться и теперь оказался на земле, а Иван одним мощным ударом топора проломил ему череп. Вождь был мёртв, хоть тёплое тело его ещё дёргало ногами в предсмертной агонии. Все чародеи, как, впрочем, и хуторские мужики, застыли в недоумении. Никто из них не ожидал такого поворота. Человек победил чародея и теперь забрал его оружие и торжествующе стоял над окровавленным трупом вождя, переводя дух.

– Он был сильнейшим среди вас, - заговорил Иван, прерывая свою речь, чтобы набрать воздуха в грудь, - теперь он мёртв. Он пал от моей руки, а, значит, ныне я - сильнейший из вас. Если кто-то хочет оспорить моё право, может бросить мне вызов.

Но чародеи стояли неподвижно. Никто из них не решался напасть на воина, одолевшего их вождя, а напасть всем сразу, толпой не позволяли и честь, и страх, что другие хуторяне окажутся такими же искусными бойцами.

– Полагаю, никто не хочет со мной биться, - продолжал после продолжительного молчания Иван, - тогда уходите, и не появляйтесь больше не этой земле. Если я один одолел вашего вождя, представьте, что могут сделать все жители этого хутора.

– Хорошо, мы уйдём, - заговорил один из чародеев, - но позволь нам забрать тело нашего вождя и проводить его с достоинством за Калинов мост.

– Забирайте!
– отвечал лишь Иван. И разбойники действительно вскоре ушли, а слух о силе жителей Карачарова разошёлся далеко по округе. Илья в тот день вместе с матерью наблюдал за поединком отца. Несколько раз сердце его сжималось от страха, и когда всё закончилось, радости и гордости мальчика не было предела.

Глава 2.

Охота.

Теперь эти

воспоминания вызывали лишь страх и тревогу. Те дни были теперь так далеки, что, казалось, будто это было лишь причудливое страшное сновидение. И даже иные сны теперь казались Илье более правдоподобными, чем некоторые воспоминания. Он любил свои сны, он доверял им, было время, когда он жил только своими сновидениями. Когда жизнь казалась настолько скучной и невыносимой, что прекрасные, яркие, порой совершенно неправдоподобные видения во сне были единственными интересными событиями в жизни. Но теперь и эти дни Илья вспоминал лишь как страшный сон. Он шёл на своих ногах, прошёл пешком уже множество вёрст через реки, леса, луга и хутора. Он вышел на природу и упивался этим. Столько лет он жил взаперти, безнадёжно больной, парализованный ниже спины, не способный ходить. Пешая ходьба доставляла теперь юному хуторянину невероятное удовольствие, и сама по себе уже представлялась огромным счастьем. Но теперь к этому счастью добавился разнообразный природный ландшафт, девственная красота лесов, холмов, лугов. Блеск росы на траве вызывал у путника невероятный восторг, слепящий солнечный свет казался благодатью божьей. Если шёл дождь, Илья не прятался, а открывался небу и искренне наслаждался. Природа давала ему всё, что требовалось для жизни: мясо диких зверей, рыбу, ягоды и грибы. Летом леса пестрели изобилием. Одиночество нисколько не мучило Илью. Напротив, оно позволяло ему непосредственно общаться с этой обителью живой гармонии. Да, именно так он и будет говорить впоследствии о своём первом большом пешем пути. Временами Илья чувствовал себя всемогущим и тогда с особенным трепетом относился к природе. Пение птиц, журчание рек, шелест листьев или луговой травы при сильном ветре - всё это казалось не случайным, всё это как бы намеренно возникло, чтобы услаждать слух одинокого путника. А глаза радовало всё многообразие красок, образов, форм и событий, каждое из которых казалось уникальным и восхитительным. Илья не торопился, и всё же путь до Мурома ему показался невероятно быстрым. Хуторянин вышел с неровной травянистой земли на грунтовую дорогу, которая спустя сутки вывела к городским постройкам. Как бы Илье не хотелось оставаться в этой обители мировой гармонии, нельзя было забывать о своей главной цели.

За время своего путешествия из Карачарова путник настолько отвык от людей, что первые всадники, выезжающие из города по главной дороге даже несколько напугали его. Их появление казалось грубым вторжением в эту мировую гармонию, нарушением равновесия. Возможно, Илью оскорбили их грубые речи, а, может, испугал их воинственный вид, но он чуть ли не бегом ушёл с дороги и бросился в лесные заросли, скрывшись за ближайшим деревом. Они его заметили, они увидели его странное поведение и, конечно же, видели его убежище за деревом. Один из четверых всадников уничижительно рассмеялся, глядя прямо на него, ещё совсем молодой, смазливый, с безбородым лицом и длинными волосами. Он был больше похож на девушку, чем на мужчину, и всё же теперь смеялся над этим диким мускулистым хуторянином. Остальные трое всадников сделали вид, что вовсе его не заметили и продолжали свой разговор.

– Владимир, я слышал, хочет Борису киевское княжество отдать, - говорил рыжебородый мужчина лет сорока.

– Он не посмеет, - уверенно отвечал ему другой, такого же возраста, но русоволосый и коротко стриженный, - Святополк старше, а ещё есть Ярослав.

– Ты, Ратша, плохо нашего князя знаешь, - возражал рыжебородый, - он сделает всё, чтобы усилить Киев. Киев - его стольный град, его он хочет навсегда сделать главным.

– Боюсь, Хельги, Новгорода ему тогда не видать, как своих ушей. Отделятся от Киева, как в своё время отделился Полоцк.

– Новгород и так сейчас своей жизнью живёт, после того, как князем там стал Ярослав.

– А нам как же быть?
– спросил молодой человек, что смеялся над Ильёй, - мы ведь и христианство толком так и не приняли.

– А у нас что, у нас князь - Глеб, с ним дело ясное.

Всадники всё отдалялись, и Илья почему-то последовал за ними. Ему хотелось всё больше уловить из их невероятно содержательного разговора. Говори они о чём-нибудь другом, хлопец, возможно, и не был бы так увлечён. Но здесь речь шла о судьбе страны, в каждой фразе была масса информации. Илья даже не знал, что Ярослав, сын Владимира стал новгородским князем. Отец всегда рассказывал ему о том, что в Новгороде княжит Вышеслав. А что стало с Вышеславом? И ведь был у князя и другой сын - Святополк. Он был старше Ярослава, и по закону именно он должен был сесть на новгородский сто. Илья уже начинал путаться во всём этом сложном потоке знаний, обрушившихся на его голову, но всё равно продолжал незаметно следовать за всадниками, пока неожиданно для себя не очутился на большой опушке, заполненной людьми. Здесь собралось около сотни муромских мужчин, вооружённых луками, топорами, копьями. Илья никогда прежде не видел столько народу и потому тут же обмер, заробел и стал как вкопанный, не шевелясь. Чем дольше он так стоял, тем более неловкой становилась ситуация. Все уже давно его заметили, но не перестали переговариваться друг с другом о своих делах. Илья же решительно не знал, что ему делать. Казалось, любой его шаг, любое его действие по умолчанию будет ошибкой. А меж тем на опушке появились те самые всадники, за которыми следовал гость из Карачарова. Завидев его, мужчины на опушке зашептались: