Илья Николаевич Ульянов
Шрифт:
Здесь, на Косе, стоит дом портного Николая Ульянова, купленный им в рассрочку у лафетного подмастерья Федора Липатова. Дом двухэтажный, полукаменный. В верхнем этаже — жилье, а в полуподвальном — мастерская. Возле громадного закройного стола рядком на чугунных подставках стоят малиново краснеющие углями утюги, всегда пахнет подпаленным сукном и гарью. Четверо детей — Василий, Марья, Федосья и Илья — в доме старого мастера. Илья последний, «поскребыш», шутят соседи, и, наверное, поэтому его больше голубит мать, ласковее поглядывает на малыша отец.
Отец, невысокий, молчаливый, не щедрый на улыбку человек, приучает детей к жизни бережливой и аккуратной. Илья Николаевич на всю жизнь запомнил, как однажды вечером отец послал его, пятилетнего мальчугана, купить в соседней лавочке чаю на пятачок. Возвращаясь домой, мальчик оступился и упал в грязь, откуда с трудом выбрался. Пуще всего при этом он опасался ненароком разжать кулачки, в одном из которых была зажата покупка, а в другом — сдача. Перепачканный, стоял он довольно долго за дверью, радуясь, что не обронил в грязь деньги и чай, но страшась войти в таком виде в дом…
Семья живет стесненно. Лишняя копейка — редкая гостья. Надо выплачивать за дом, кормить-одевать детей, жену, сестру жены. Надо платить налоги, подушную подать.
Надо, надо, надо… Старший сын, Василий, окончивший уездное училище, ходит по присутственным местам и составляет прошения, челобитные, ходатайства за неграмотных просителей. Невелик заработок подростка, но все же копейка в дом, подмога отцу. А дела у него идут вовсе худо. Тяжко занемог Николай Васильевич. Впервые просит старый мастер собратьев по портновскому цеху выделить единовременное «вспомоществование».
5 июня 1836 года «престарелому и в болезни находящемуся портному мастеру астраханскому мещанину Николаю Васильеву Ульянову» ремесленная управа выделяет «всего сто рублей биржевым курсом, каковая сумма и отчислена от портного цеха из ремесленной казны». За деньгами в приземистое здание управы идет жена. А вместо отца расписывается в получении денег сын Василий.
Этот росчерк в платежной ведомости — словно подпись под обязательством взять на свои юношеские плечи всю тяжесть отцовских забот. Вскоре Николай Васильевич Ульянов умер.
Илюша был совсем ребенком. Отныне отца ему заменил старший брат Василий.
Чтобы прокормить семью, оставшуюся на его руках, он пошел работать соляным объездчиком в рыбопромышленную контору за пятьдесят семь рублей серебром в год. Служба требовала многочисленных разъездов по промыслам. В обязанности объездчика входили надзор за работой артелей, вербовка рабочей силы, сопровождение обозов с припасами и одеждой. Он должен был следить за доставкой соли, осматривать баркасы для перевозки ее, заключать договоры с судовладельцами. Добросовестный, исполнительный, Василий был аккуратным в службе.
Судьба этого человека, прожившего весь свой век в доме на Косе и умершего в пятьдесят пять лет от туберкулеза, была лишена острых конфликтов,
Трехэтажное здание ее с черепичной крышей и железным зеленым зонтом на черных чугунных столбах у парадного крыльца находилось недалеко от дома, на Почтовой улице. Но казалась она недосягаемой.
Главное препятствие для Ильи — его мещанское сословие. В те времена вакансии распределялись так: в первую очередь дети состоятельных помещиков, затем дворянские стипендиаты, потом посланцы Астраханского и Уральского казачьих войск, далее дети чиновников. Для купеческих и тем более мещанских детей что останется.
За содействием Василий Николаевич обратился к священнику Николаю Агафоновичу Ливанову, крестному отцу Ильи.
Ливанов был личностью незаурядной. Учительствовал в местном училище, открыл на Косе для детей бедняков церковноприходскую школу, прилагал немало усилий для поддержки способных в учении ребятишек. В судьбе Илюши Ульянова он принял самое горячее и заинтересованное участие.
В сентябре 1843 года братья пошли в управу за медицинской справкой, необходимой для поступления в гимназию. Врач записал, что «…он, Илья, в настоящее время собою здоров», что «оспа была на нем натуральная, что видно из знаков на лице его», и что «никаких телесных недостатков, препятствующих к поступлению в учебное заведение, не имеет».
И вот уже стоит будущий гимназист перед зеркалом и не узнает себя в новом гимназическом одеянии. Ловко сшит мундир с металлическими пуговицами. Серебристый галун на воротнике, темно-синие брюки поверх сапог.
Светлым сентябрьским утром дверь гимназии подростку открыл строгий швейцар. Но, говоря образно, распахнули ее перед Илюшей Ульяновым брат Василий и Николай Агафонович Ливанов.
Первый ученик
Астраханская гимназия в те годы была далеко не образцовым учебным заведением. Здание ее, некогда построенное из кирпича развалившегося Троицкого монастыря, тесное, душное. «Главнейший недостаток… — отмечали официальные документы, — состоит в крайней тесноте классных помещений, коридоров, лестниц. Непоместимость классов яснее всего доказывается ничтожным количеством кубического содержания воздуха, которое падает на каждого ученика…»
Нудная зубрежка, педантизм преподавателей, закостенелые учебные программы не способствовали учению.
Главное — выучить и запомнить. Выучить назубок правило, запомнить дату, бойко ответить на вопросы. Научить мыслить логически, самостоятельно рассуждать, делать выводы и обобщения — такой задачи не ставилось. Система наказаний была изощренной: оставляли без обеда, сажали в карцер на хлеб и воду, пороли розгами и, наконец, исключали без права поступления в другие учебные заведения с так называемым «волчьим билетом».