Илья
Шрифт:
Отцы нынешних жениха и невесты с дорогими подарками, в сопровождении самых уважаемых людей деревни пошли приглашать колдуна. Зашли в дом вдвоем: прочих колдун просто не пустил, закрыв перед ними дверь. Вышли без подарков, белые, не глядя друг на друга. Выяснилось: колдун свадьбу запретил. Сказал: "Иначе хуже будет".
Выслушав это в избе, куда их приняли ночевать, Амадео решительно поднялся с лавки. "Колдунов не бывает. Не дает Бог такой силы отрекшимся от Него. Это мошенник и убийца". "А Симон-волхв?
– вполголоса напомнил Сервлий, тоже вставая, - И вообще, мы на Руси. Ты не мог не
– Идем, - сказал он, - выясним, чего ему надо, попробуем договориться по-хорошему.
Хозяева в сомнении покачали головами, но удерживать не стали: кому ж и пытаться договориться с колдуном, как не страннику, у которого здесь нет ни близких, ни худобы.
****
Колдун был жирен. Чтобы так разъесться, подумал Сервлий, надо жрать все время, и колдун явно подтверждал его мысль: когда они зашли, он как раз доедал пирог с вязигой. Поглядывал на них мелким глазом, хитро и выжидающе. "Подарочком от сватов, значит, не побрезговал", - со злостью подумал Сервлий. Еще его беспокоил Амадео - не выкинул бы что-нибудь. Но тот пока молчал.
Образов в избе не было, зато отовсюду свешивались пучки сушеных трав. В углу зачем-то была сложена огромная куча сухих березовых веников - париться, что ли, любит?
Сервлий сел напротив колдуна, грустно посмотрел на него, положив подбородок на руки.
– Что, - спросил сочувственно и проникновенно, - самому невеста глянулась?
Колдун поперхнулся.
Побагровел, закашлялся, непрожеванные куски полетели изо рта. Сервлий брезгливо утерся краем рукава.
– Ты что, совсем дурак?
– выговорил колдун, отдышавшись. И горделиво: - Если мне девка понравится, я так беру.
– А зачем тогда?
– А для власти. Чтоб помнили, кто здесь разрешает и запрещает. И боялись, твари. Князь далеко, а я - вот он!
Это не власть, думал Сервлий, не зря ты князя помянул, это страх. И ты это знаешь. И знаешь, что к страху привыкают, поэтому ради своей "власти" будешь творить все большее зло. Даже если твое "колдовство", как считает Амадео, - просто ловко осуществленные убийства.
– И что, правда можешь, чтоб утром не проснулись?
– Могу? Да я так много раз делал! Захочу - будете кругами вокруг избы ходить, пока с голоду не сдохнете, а захочу - друг друга съедите, и нахваливать будете.
Пока он говорил это, на его жирном лице проступило сладострастие. "Нахваливать будете", - повторил он с вожделением.
Сервлий наблюдал, что будет дальше, но тут неожиданно вмешался Амадео.
– Этот человек одержим демоном!
– протянув руку в направлении колдуна, громко провозгласил он. Он извлек откуда-то из складок одежды восковую свечку, щелкнул кресалом. С поднятой в левой руке свечой, правой он направил свой крест на колдуна, непрерывно бормоча молитвы на латыни.
Колдун тоже воздел руки, но какой-то непрожеванный кусок, видимо, снова помешал. Заклинание обернулось кашлем.
– Вон!
– заорал колдун, и Сервлия с Амадео спинами вынесло за дверь, которая с грохотом захлопнулась за ними. Краем глаза Сервлий успел заметить,
– Что ж, - сказал он, посмотрел по сторонам, нашел полешко, поднял. Амадео подошел помочь. Вдвоем они надежно приперли дверь, отошли чуть в сторону.
Дом занялся мгновенно и неожиданно.
Сервлий следил за дымовым отверстием, но, видимо, колдун был слишко жирен, читобы лезть туда. Он с ревом бился в дверь. Но недолго.
Сельчане стояли за их спинами, молча. Странники знали, как быстро и организованно действует село, когда в нем загорается дом. Всяк знает свое место и свою работу: у кого багор, кому передавать ведра. Паническая суета, когда все бегут к вспыхнувшему строению, почти сразу сменяется сосредоточенной общей деятельностью.
Здесь - стояли.
Дом колдуна был на отшибе, и пожар не мог угрожать другим хозяйствам.
– Пойдем заберем вещи, - сказал Сервлий.
– Не будем заставлять хозяев самим нас гнать. А оставить не оставят - забоятся. Жаль только, на свадьбе не погуляем. Богатая будет свадьба.
– Чего им нас бояться?
– Не нас - духа колдуна. Давай уведем его с собой, чтобы им не было страшно.
Амадео пожал плечами.
– Вздор какой-то. Ты в это веришь?
– Я - нет, они - да.
– В таком случае они язычники.
****
Потом Сервлий прочитал запись Амадео об этом событии, сделанную в ту же ночь у костра. Амадео выразил свое отношение к колдуну как к одержимому, подробно указав признаки, по которым его собратья распознавали одержимость (проявив при этом обычную свою наблюдательность - многого из того, что он указал, Сервлий не заметил), сдержанно-неодобрительно отозвался о селянах, их верованиях и поверхностности их веры в Христа, расценил пожар, случившийся от его свечи, как наказание Господне и завершил запись краткой молитвой за грешную душу.
И Сервлий понял, почему столь уравновешенные записи Амадео всегда казались ему странными. В ночь у костра, когда Сервлия еще трясло от всего случившегося, Амадео писал так, как будто бы описывал нечто, произошедшее где-то давно и далеко или рассказанное ему кем-то. Как будто бы с того момента, когда в своем монастыре он услышал голос, зовущий его идти, все остальное, что происходило вокруг него и с ним, было меняющейся картинкой, а он сам перестал жить, остался навсегда в том самом моменте.
И еще Сервлий подумал, что, может быть, спутник, с которым он был неразлучен много лет, куда страшнее жирного колдуна, упокой Господи его грешную душу. И уж всяко страшнее тех еретиков и тайных язычников, в борьбе с которыми он видел свое призвание там, на родине. С остановившейся своей душой, в которой живет только неведомый Голос.
Глава 20
Неожиданный финал затеянной князем широкой свадьбы Алеши Поповича и Настасьи Микулишны, свадьбы, которая, по замыслу Владимира, должна была объединить и сплотить богатырей, будоражил город еще долго.