Имаджика
Шрифт:
– И ты служил ему?
– Да.
– В каком качестве?
– Я исполнял все его поручения, ведь я был под заклятьем.
Тез-рех-от хмыкнул, выражая свое отвращение. Пай понял, что оно было неподдельным. Он действительно пришел в ужас при одной мысли о том, что один из его сородичей – в особенности, такое благословенное существо, как мистиф – мог находиться на службе у человека.
– Каково твое мнение – Сартори был хорошим человеком? – спросила у Пая Кулус.
– Он был ходячим парадоксом. Проявлял сочувствие, когда этого меньше всего можно было ожидать. То же самое и с жестокостью. Он был крайним эгоистом, но тогда я думал,
– Проявлял ли он к тебе жестокость?
– Мадам?
– Ты понимаешь вопрос?
– Да. Но я не понимаю, зачем вы его задаете.
Кулус недовольно заворчала.
– Может быть, теперь наш суд проводится не с такой помпой, как раньше, – сказала она, – да и служители его поиссохлись с возрастом, но от этого ни то ни другое не утратило своей власти. Понимаешь меня, мистиф? Когда я задаю вопрос, я ожидаю быстрого и правдивого ответа.
Пай пробормотал свои извинения.
– Итак... – сказала Кулус. – Я повторю вопрос. Проявлял ли Сартори к тебе жестокость?
– Иногда, – ответил Пай.
– И тем не менее, когда Примирение провалилось, ты не оставил его и не вернулся в этот Доминион?
– Он вызвал меня из Ин Ово. Он связал меня заклятьем. У меня просто не было такой возможности.
– Плохо в это верится, – заметил Тез-рех-от. – Неужели ты хочешь, чтобы мы поверили...
– Вы спросили у меня разрешения задать подсудимому вопрос? – прервала его Кулус.
– Нет, мадам.
– Теперь вы просите у меня такое разрешение?
– Да, мадам.
– Вам отказано, – сказала Кулус и вновь устремила внимание на Пая. – Я думаю, мистиф, ты многому научился в Пятом Доминионе, – сказала она. – Но тем более ты испорчен. Ты высокомерен. Ты коварен. И, возможно, ты так же жесток, как и твой Маэстро. Но я не думаю, что ты шпион. Ты гораздо хуже. Ты дурак. Ты повернулся спиной к людям, которые любили тебя, и позволил поработить себя человеку, на котором лежит ответственность за смерть многих благородных душ Имаджики. У меня такое чувство, что ты хочешь что-то сказать, Тез-рех-от. Давай, говори, прежде чем я вынесу вердикт.
– Я хотел только отметить, что мистифа обвиняют не только в шпионаже, мадам. Отказавшись разделить со своим народом доставшийся ему при рождении великий дар, он совершил тягчайшее преступление против всех нас.
– Ни секунды в этом не сомневаюсь, – сказала Кулус. – И честно говоря, меня тошнит, когда я вижу, каким позором запятнало себя существо, которому было рукой подать до абсолютного совершенства. Но могу ли я напомнить тебе, Тез-рех-от, как нас мало? Наш народ почти исчез с лица земли. А этот мистиф, чья порода всегда встречалась редко, – последний из оставшихся в живых.
– Последний? – переспросил Пай.
– Да, последний! – ответила Кулус. Стоило ей повысить тон, и голос ее задрожал. – Пока ты там развлекался в Пятом Доминионе, наш народ систематически истребляли. Здесь, в городе, нас осталось меньше пятидесяти человек. Остальные либо мертвы, либо рассеяны по всему миру. Таких, как ты, больше нет. Все члены твоего клана либо убиты, либо умерли от горя. – Мистиф закрыл лицо руками, но Кулус продолжала говорить. – Двое других мистифов оставались в живых до прошлого года, – продолжала она. – Один из них был убит здесь, в чианкули, в тот момент, когда помогал раненому ребенку. Другой отправился в пустыню – к Голодарям, на окраину Первого
– Мадам, я протестую, – сказал Тез-рех-от.
– А что, по-твоему, я должна сделать? – сказала Кулус. – Добавить кровь этого дурака к морю уже пролитой крови? Нет. Лучше мы попытаемся извлечь выгоду из его развращенности.
Пай недоуменно поднял на нее взгляд.
– Возможно, мы были слишком чисты. Слишком предсказуемы. Наши замыслы угадывали, наши заговоры раскрывали. Но ты из другого мира, мистиф, и, возможно, это придает тебе силу. – Она остановилась и сделала глубокий вдох. Потом она сказала: – Вот мое решение: возьми себе в помощь кого-нибудь из нас и используй свои порочные склонности, чтобы убить нашего врага. Если никто с тобой не пойдет, иди один. Но не возвращайся сюда, мистиф, до тех пор, пока Автарх дышит.
Тез-рех-от рассмеялся. Эхо подхватило его смех и разнесло по всей зале.
– Идеальный приговор! – сказал он. – Идеальный!
– Я рада, что мое решение позабавило тебя, – сказала Кулус. – Ты свободен, Тез-рех-от. – Он попытался было возражать, но она так закричала на него, что он вздрогнул, словно его ударили. – Я же сказала: ты свободен!
Радостная улыбка сползла с его лица. Он отвесил официальный поклон, пробормотал несколько холодных слов прощания и покинул зал суда. Пока он не исчез за дверью, она не отрывала от него глаз.
– Мы все стали жестокими, – сказала она. – Ты – по-своему. Мы – по-своему. – Она посмотрела на Пай-о-па. – Знаешь, почему он рассмеялся, мистиф?
– Потому что он думает, что ваш приговор равносилен смертной казни?
– Да, именно так он и думает. И кто знает, может быть, так оно и есть. Но, возможно, наступает самая последняя ночь этого Доминиона, и самые последние создания обретут этой ночью силы, которых раньше у них не было.
– А я и есть самое последнее создание.
– Да, это так.
Мистиф кивнул.
– Я понимаю, – сказал он. – Я думаю, это справедливо.
– Хорошо, – сказала она. Хотя суд был закончен, никто из них не двинулся с места. – Ты хочешь задать мне вопрос? – спросила Кулус.
– Да.
– Тогда лучше спрашивай сейчас.
– Вы не знаете, шаман по имени Арае-ке-геи все еще жив?
Кулус слегка улыбнулась.
– Я все ждала, когда ты о нем спросишь, – сказала она. – Он ведь был одним из тех, кто пережил Примирение, так?
– Да.
– Я его не очень хорошо знала, но я слышала, как он говорил о тебе. Он держался за жизнь очень долго, когда большинство людей уже давно бы сдались, и говорил, что в конце концов ты должен вернуться. Конечно, он не знал, что ты привязан к своему Маэстро. – Говорила она с деланным равнодушием, но все это время взгляд ее слезящихся глаз пристально изучал мистифа. – Почему ты не вернулся, мистиф? – спросила она. – И не пытайся мне вешать лапшу на уши своими историями о заклятии. Ты мог бы ускользнуть, если бы хотел этого, особенно во время смятения после неудавшегося Примирения. И однако ты решил остаться со своим проклятым Сартори, хотя твои собственные сородичи стали жертвой его глупости.