Имеется точный адрес
Шрифт:
Но другие мысли тоже лезут мне в голову. В конце концов, думаю, кто я такой, чтобы сомневаться в профессиональной компетентности этих галактических инспекторов? Кто мне дал такое моральное право? Почему я считаю, что они рак только резать умеют? И с чего бы это им бояться нашего прогресса? Что для них наша цивилизация? Большой муравейник, по-моему!..
Вот какие разноречивые чувства вызывает во мне простой факт, что дюза одного из моих двигателей нацелена на пришельца и на тарелку, к которой
Погружается он в тарелку, а я гляжу во все глаза, чтобы хотя бы стартом полюбоваться. Я ведь человек деловой. И не проморгал. Вот как выглядел этот замечательный старт.
Тарелка вдруг начала часто-часто дрожать и как бы расплываться. То есть ее контур оставался четким, а остальное расплывалось и таяло, как сахар в чае. Через миг я все уже видел сквозь тарелку. За нею в скалах провал был, а в провале звезды, так они одна за другой проступали сквозь это мерцание – сначала яркие, а потом остальные, помельче.
И вот уже нет никакой тарелки. Один я на астероиде…
Но одиночество мое длилось недолго. Не успел мысли в по рядок привести, гляжу – появляется она снова, родимая, и мой коллега-пришелец опять топает по златоносным камням и возникает у меня в кабине. Выручай, говорит, друг. Горючее у меня кончилось.
Знаете, есть такая детская забава – пуговица на ниточке. Тянешь нитку за концы, а пуговица вращается – то в одну сторону, то в другую. Вот и пошла эта самая пуговица крутиться в обратную сторону.
Попросить-то нетрудно, но что я могу? Позволит ли техника? Начинаю выяснять, какое питание требуется для его машины. Вдруг у меня этого продукта на борту тонна, да не подозреваю я о его подлинном назначении?
Прямо так его и спросил. Чтобы понятнее, без всяких там парадоксов. Он в ответ произносит слово, которого я не запомнил, хоть и имею способности к языкам. Слишком уж не по-человечески звучит. По-птичьи как-то.
– А что это за вещество? – спрашиваю. – Попроще нельзя? По-нашему, по-людски?
– Нет, – говорит он мне, – невозможно. Для этого вещества нет слова в ваших диалектах. Даже фантасты его не придумали.
– Так, – говорю. – Откуда же я возьму вещество, для которого даже названия нет?
Призадумался он и думал несколько минут подряд…
– Да, – говорит. – На нет и суда нет. Что ж, покажите – ка мне свою станцию связи. Я переговорю с Центром, сюда пришлют ремонтную бригаду, и все завершится наилучшим образом.
– А у вас что, – спрашиваю, – разве нет своей станции?
– Есть, – говорит. – Только она ведь на том же самом ра ботает.
Словом, все источники питания у него иссякли. Делать нечего,
Ну ладно. Ковыряется этот потерпевший кораблекрушение пришелец в рации, а потом поворачивается ко мне. Эффект ковыряния, судя по лицу, – ноль.
– Что-то никак не пойму, – говорит, – где тут у вас подключается гипердиапазон?..
– Гипердиапазон? – спрашиваю.
Призадумался он вторично. Основательно призадумался, фундаментально.
– Это что же? – говорит. – Выходит, у вас тут одни радиоволны? Которые со скоростью света распространяются?
– Точно, – говорю. – Триста тысяч километров в секунду. А далеко отсюда Центр?..
– Сто пятьдесят световых лет. Вот ведь невезение! Три ра за зарок давал – не связываться с первобытными культурами, и снова влип! Как нарочно!..
Жалко мне его стало. Все-таки из-за меня пострадал. Не откликнись на мой SOS, может, и хватило бы ему этого птичьего вещества до Центра, а то и дальше.
– Не убивайтесь, – говорю я ему. – Возможно, все обойдет ся. Уровень-то у нас невысокий, зато темпы экспоненциальные. Вдруг изобретем для вас что-нибудь в скором будущем?
Лицо у него немного прояснилось. Начал прикидывать что-то в уме.
– Так, – говорит, – сейчас у вас радиоволны. Дайте сообразить. Вам не хватает того, этого и этого самого. Ровно через 134 года изобретете.
– Плохо, – говорю я. – Значит, и волна до места добежит, и сделаем мы это горючее примерно в одно время. Заколдованный круг.
– Ничего себе заколдованный! – говорит. – 150 минус 134 получится шестнадцать лет, срок немалый. Договоримся так. Сейчас улетайте домой, а через 134 года, когда на Земле синтезируют необходимое мне вещество, возвращайтесь и подбросьте мне его граммов сто пятьдесят – двести.
Я, конечно, слегка опешил.
– Так я же к тому времени умру.
– Да, досадно, – говорит. – А я и забыл про это ограничение.
– Может, передать вашу просьбу в соответствующие инстан ции? – говорю я ему, прогоняя всякие мысли. – Тогда через 134 года это птичье вещество кто-нибудь другой привезет, не я. Вам-то, по-моему, безразлично, кто его привезет.
Он опять недоволен.
– Не хотелось бы. Начнут экскурсии водить, глаза пялить. Неприятно мне будет. Я ведь не жираф и не носорог.
– Вас и так обнаружат, – успокаиваю я его. – Найти вашу посудину легче легкого. Вон она какая заметная, издалека видн о. Особенно через локатор.