Имена мертвых
Шрифт:
Марсель не смогла припомнить, сколько убийств, совершенных Сан-Сильверским Стрелком, было доказано на процессе — семнадцать? девятнадцать? какое-то нечетное число… но из памяти ярко всплыла одна деталь: в ходе следственного эксперимента Сан-Сильверский Стрелок условно насмерть поразил два манекена двумя выстрелами с дистанции не то в сто, не то в двести метров — без снайперского снаряжения, просто так, с руки.
«Этот человек мог стать гордостью нашего спорта», — сокрушался седой эксперт по баллистике, вспоминая
— Его казнили… — медленно начала Марсель.
— Да не его, сьорэнн, — меня. Я и был Сан-Сильверским Стрелком. Тогда меня звали Аник Бакар.
— Дешаном он стал с моей подачи, — промолвил Клейн. — Вообще-то Аник Дешан существовал на самом деле… сирота, жил в колониях, в католическом приюте. Сын каких-то французов. Война с японцами, родители умерли… мальчишка пропал без вести.
Сан-Сильверский Стрелок…
— Что вы так смотрите? — улыбнулся Аник. — Да-да, тот самый, знаменитый киллер, теперь садовник. За свои дела я расплатился полностью.
Лучший стрелок своего времени и не просто спортсмен, а стрелок по живым мишеням. Охранник тайн профессора Вааля.
— Прошлым я не горжусь, — сказал Аник. — Наверное, могло быть иначе, но — что было, то было. Ничего уже не исправишь. А каяться — что толку?.. Примите меня таким, какой я есть. Я мог бы ничего не говорить, и Клейн тоже, но мы решили, что вы должны знать, кто мы такие. Нас слишком мало, чтобы мы были врозь. Вот и все.
— А цветы?
— А, цветы!., научился, чтобы жить легально. Поначалу я их терпеть не мог.
— На дух не переносил, — добавил Клейн.
— Да, эти учебники… ужас, как вспомнить!
— Цветы любят все. Цветоводством занимаются с глубокой древности. Розами, гвоздиками, нарциссами, лилиями, маргаритками, примулами изобиловали сады Древней Греции. В Древнем Египте и Месопотамии… — заунывно и противно Клейн стал читать по памяти введение к какой-то книге по цветоводству, пока Аник не сделал в его сторону жест, изображающий нажатие спускового крючка.
— Клейна представлять нет нужды. Он танкист, поэтому шоферить ему не в новинку.
— А досье на меня составляли вы, Аник?
— Мы оба, — отозвался Клейн.
— Я смогу его прочесть?
— Конечно, но не сейчас — оно у профессора.
— Если даст — возьмите и мое, — великодушно предложил Аник. — А Клейн — сам ходячее досье, на него нет никаких бумажек.
— ?..
— Мой труп нашли в горах, когда растаял снег.
— …о нем известно то, что он сочинил сам.
— У вас выгодное положение, Клейн, — с некоторой завистью сказала Марсель.
— Мне нечего скрывать. И вам, барышня, в общем-то, тоже.
Куранты, где диск маятника отмахивал за темным стеклом — две секунды туда, две секунды сюда, гулко и мягко сказали: БОМ-М, потом еще раз — БОМ-М, и — БОМ-М, ажурные черные стрелки сошлись в одну на цифре XII.
—
— Мы утомили сьорэнн, — захлопотал Аник, срываясь с насеста и подхватывая бронзовый колокольчик: — Аньес!
— Я не хочу спать, — устало, подавляя зевоту, качала головой Марсель. Кто бы мог подумать, что близость желанного сна может быть так противна?! головой в подушку — а там яма, дыра, провал в преисподнюю…
— Аник, какие сны вам снятся?
Клейн и Аник переглянулись, потом Аник спросил:
— Вы видели что-то странное вчера?
— Значит, и с вами это бывает?
— Что — это?
Марсель провела ладонью по лицу, пытаясь смахнуть с ресниц сонную, тяжелую паутину; помассировала надбровья.
— Я боюсь, — вдруг призналась она жалким голосом, болезненно жмуря глаза. — Вчера мне снился Ад, как наяву… Я понимаю — это сон… и так будет каждую ночь?
— Нам тоже снится всякое… — Клейн пересыпал с руки на руку то, что она раньше приняла за четки, — граненые металлические кубики, нанизанные на гладкую цепочку. — Тут дело в мозге… мозг у нас работает как-то особенно. Профессор этим занимается, он вас будет спрашивать о снах…
— Можно от них избавиться?
— Вообще-то, можно — большой дозой снотворного, — скептически сказал Аник, — но иногда и это не спасает. Да и полдня валяться от ударной дозы… сомнительное удовольствие. Лучше отдаться снам — там не всегда кошмары. Я, например, привык.
— Они всегда такие яркие?
— Почти, за редким исключением.
— И вещие всегда?
— Далеко не всегда. В конце концов, ведь это — сны, работа мозга по ночам.
— Мне казалось, — призналась Марсель, — это на самом деле. Моя душа отправилась куда-то… А снотворное у вас есть?
— Не стоит привыкать к таблеткам, — заметил Клейн тоном сотрудника детской инспекции, этакого борца с наркоманией.
— Я не хочу видеть сны, — с нажимом сказала Марсель. — Вы должны мне помочь.
— Попробуем, — выдвинув ящик стола, Аник достал флакон из-под дормитала, где лежали меловые таблетки, для пущего сходства чуть сдобренные горечью; он счел, что с девушки хватит нектара, которым она их запьет.
— И пожелайте мне спокойной ночи, — попросила Марсель, уходя.
— Добрых вам снов.
— Спите спокойно.
Ни страха, ни сил, чтобы противиться сну, не было, когда Марсель свалилась на заботливо расстеленную кровать.
Не было сил даже думать о том, что она второй вечер не молилась перед сном — хотя ей было о чем просить Бога.
*
Супруге комиссара Веге было не привыкать, что муж задерживается на службе, но что за «срочное дело» в архиве могло заставить его отказаться от обеда и даже от ужина?
— Не беспокойся, дорогая, я приму лекарства вовремя.