Имена мертвых
Шрифт:
«Я был прав! — с удовольствием подумал Веге. — Остается выяснить немногое…»
Он связался с дежурной частью паспортной службы и затребовал по факсу данные на Аника Дешана.
Через несколько минут он получил ответ:
«ДЕШАН, Аник, р.18.11.1942, холост, дипломир. цветовод, член Кор. Ботанич. Общ., прож. г. Дьенн, Леикен-парк, 46, собств. дом».
«Он и не уезжал никуда, он оставался в Дьенне — а мы-то перетряхивали всех выезжающих!.. И тоже альфонс, как и его родитель. Цветовод, надо же… Эта Ульрика, должно быть, млела и портняжила в шесть рук, чтоб содержать гнездышко для своего цыпленочка,
Веге начал постукивать торцом карандаша по столу. Странно… не все в этой истории увязывается. Маузер — и вдруг «дипломированный цветовод, член Королевского Ботанического Общества». Мало того, что он действительно выучился — он вписался в свободную профессию по высшему разряду, имеет свой дом в престижном районе… Что бы это значило?
Зачем ему убивать видных предпринимателей и деловых людей в 71-м? И тем более — зачем с оружием вторгаться в помещение к кладбищенскому сторожу?!.
Находка не стала разгадкой — с огорчением признал комиссар. Факты противоречили друг другу, но…
…это реально было! и «Кровавая неделя», и налет в позапрошлую ночь! И прежде, и теперь в деле участвовал человек, похожий на Аника и вооруженный, как Аник! и в обоих случаях Дешан находился в Дьенне!
Решить ребус можно одним способом — увидеться с Дешаном.
Но это — завтра. На сегодня хватит.
Комиссар Веге закрыл папку и взглянул на часы. Оказывается, «завтра» уже наступило.
День Третий
Глава 1
Воскресенье, третья ночь полнолуния, 00.47
Прожито — 46 часов 52 минуты
Осталось жить — 25 часов 08 минут
Домой Тьен вернулся за полночь. Большую часть пути он проделал под тяжелым, стылым дождем. Скорость порождала ветер, и плотные струи хлестали по лицу ниже очков, стекали за ворот, как ни была плотно подогнана куртка. До самого Хоннавера за ним шел мрачный малый на тяжелом байке, и Тьен начал опасаться, периодически замечая его контур в зеркальце. Черт знает, что тому может в голову прийти на пустынном шоссе.
Зря боялся, это был просто попутчик до Хоннавера; в городе он растворился без следа. Странно, что он не опередил Тьена и не ушел в отрыв сразу, машина у него была мощнее. Но мало ли, какие мысли могут появиться, когда ты едешь ночью по скоростной магистрали, а сверху льется вода. Скажем, держать близкую дистанцию, и если один навернется, второй сможет оказать помощь.
Об этом Тьен подумал на обратном пути, когда ночной холод усилился, и дождь, ложась на бетон тонкой пленкой, тут же замерзал, превращая покрытие в сплошное зеркало льда. Колеса временами теряли сцепление, и Тьен с замиранием ощущал, как байк несется буквально в воздухе, оторвавшись от дороги; сладкая жуть и азарт переполняли Тьена. Собрав тело и волю воедино, он гнал и гнал вперед, а свет фары выхватывал из темноты вертикальные блестящие линии дождя да горизонталь полотна.
Когда в гараже Тьен сполз с байка, он понял, как сильно замерз. Он еле разжал закоченевшие на рукоятках пальцы и на одеревеневших ногах (лифт не работал) поднялся к себе. Его всего мелко трясло, зубы выбивали дробь, аж в животе что-то свернулось и скорчилось.
Мать, конечно, не спала.
— Боже,
Тьен перестал клацать зубами и издал глухое рычание, означавшее бессилие.
— Ну зачем рисковать? Остановился бы в мотеле, а нам бы сообщил по телефону… я бы так не переживала…
В чем, в чем, а в том, что мамуля найдет повод для волнения, Тьен был уверен точно. В мотеле — ха! чтобы встать в четыре часа утра и с дурной башкой лететь по трассе, и наверняка свернуть шею. Но попробуй объясни это мамуле. У нее на все один аргумент — «Я тебя родила!» Родили — и спасибо, и отскребитесь. Я совершеннолетний, дайте мне распорядиться собой, своим телом и своим временем. Не водите меня за руку — дайте стать взрослым!
«Не хватало еще, чтобы они на свидание со мной увязались — как же, ведь они волнуются!..»
Тьен отследил в зеркале свой косой взгляд под насупленными бровями, осунувшееся лицо, покрасневший нос, и еще горше расстроился. Больше всего он напоминал дикое существо или жертву стихийного бедствия, а не гладкого парня из рекламы бритв и лосьонов, и Тьен от изнеможения даже не вступил в перепалку с матерью, а устремился в ванную спасать положение.
— Может быть, ты бросишь работу в этом ужасном агентстве? — проходя мимо двери, прокричала мама, стараясь перекрыть шум воды.
«А кто мне полгода назад сказал, что я дармоед?» — молча ответил Тьен, притворяясь, что ничего не слышит.
Под горячим душем кожа обрела цвет и упругость, суставы — прежнюю гибкость, а ногти порозовели. Наконец-то можно распрямить спину и выправить осанку.
— Убавь воду! не плещи на пол! не разбрасывай носки! — доносились команды из-за двери.
«Она — как автоматический напоминатель домашних дел, — с горечью подумал Тьен, — Неужели она ждала меня до полпервого ночи ради этого…»
Однако нет. Мамуля собрала небольшой ужин, из которого Тьен выбрал один йогурт и горячий чай с твердым сыром. От навалившейся усталости в голове у него плыло и шумело, он опьянел от чашки чая и, забыв сказать «спасибо», побрел в спальню, где завалился поверх одеяла и сразу потянулся к оставленным «Легендам гор и долин».
— У тебя глаза слипаются, — мамуля, как недремлющий страж, уже рядом, — немедленно спать! и не забудь погасить свет!
— Да, мама… сейчас, мама… — бормотал Тьен, с усилием приподнимая тяжелеющие веки и ловя ускользающие строчки, — сейчас…
Голова его клонилась к подушке, а пальцы еле сжимали потертую обложку.
— Ну, как знаешь… — Мать пошла к двери.
Едва дверь закрылась за ней, как книга Маркуса зашелестела, поднялась и, замахав листами, будто крыльями, кругами понеслась по комнате; за ней, срываясь с полок, полетели и другие книги — шелестящая стая кружилась, роняя закладки; беззвучный вихрь смел со стола тетради и учебники по электронике, втянул в себя карандаши, шариковые ручки и дискеты, стал трепать одеяло, вырвал подушку из-под головы; окно распахнулось — смерч устремился туда, увлекая и Тьена с собой — Тьен взвился вместе с развевающимся одеялом, словно ничего не весил, и окно втянуло его, как пушинку.