Имена мертвых

Белаш Людмила и Александр

«Да, я уже кое-кого присмотрел», — кивает Аник, удаляясь от их столика.

Тем временем штурманы волокут к Левену нового бедолагу — какого-то немолодого мужчину; он слабо вскрикивает: «Не надо, не надо!..»

«Вам заказан столик, — возникает на пути Аника метрдотель. — Пожалуйте».

Одно место за этим столом уже занято — молодая красивая дамочка в черном с серебристой искоркой платье, с восхитительными ножками и тонкими руками, на голове — кокетливая шляпка с опаловой брошью на ленте и полускрывающей

лицо вуалькой. Алые губы мягко улыбаются, под газовой тканью поблескивают глаза.

«Могу ли я обеспокоить вас, сьорэнн, своим присутствием?»

«Садись, Аник, я давно жду тебя».

«О!., разве мы знакомы? Где я мог видеть вас?»

«Угадай», — лукавый смешок срывается с губ и тает в воздухе, сливаясь с нежным запахом духов. Аник понемногу пьянеет без вина.

Он силится проникнуть взглядом сквозь вуаль, пока не замечает, что волосы красотки — какие-то странные. С узором вдоль прядей. И почему-то пряди движутся независимо от того, как дама поворачивает голову.

«У вас, сьорэнн, вместо волос — змеи, — тактично сообщает Аник. — Я видел вас в книжке. Медуза Горгона, верно?»

«Не обращай внимания, — девушка легко отмахивается рукой в полупрозрачной перчатке. — Ты не окаменел — значит, я не Горгона. А с внешностью всегда какие-нибудь неполадки…»

Похоже, дамочка права — кое у кого из присутствующих необычное обличье. Шерстистые уши торчат выше макушки, нос напоминает рыло, лицо — песью морду; у О’Коннора зубов несколько больше, чем положено, и клыки слишком заметно выдаются.

Они такими и должны быть, эти люди. То, что они чинно разговаривают и соблюдают светские манеры — притворство. В свете ресторанных люстр они обрели свои истинные лица.

Да-а… То одно проступит, то другое — рожки, хвостики, копытца…

«Ты неисправим, Аник. Ты шутил даже на пороге смерти», — казалось, девушка любуется им из-под вуали.

«Уж не плакал — это точно».

Девушка в черном достает из пачки пахитосу; Аник галантно подносит огня.

«Благодарю, сьер Бакар. Ну-с, что будем заказывать?

Я проголодалась».

«Не крути мозги, подружка. Кто ты и зачем меня ждала?»

Змеи, свисающие из-под шляпки, поднимают клиновидные головки, извиваются, шипят, выбрасывая язычки.

«Ты мне хамишь».

«Я и не так еще умею».

«Аник, я — хозяйка заведения, со мной надо быть вежливым, запомни это».

«А я запомнил кое-что другое».

«Ты про ту мокрую записку?.. Позабудь о ней, это обман, лживые слова, цена которым — грош. Здесь всем владею Я, а ты — мой гость навеки».

«Хватит врать-то, — Аник держится стойко, хотя сомнения и страх мало-помалу подтачивают его уверенность. — В этом зверинце я чужой. Я получил по суду, что полагается, и здесь не задержусь».

«Думаешь, ты очистился смертью? — змееволосая красотка явно

забавляется. — Аник, не обманывай себя. Ты же убийца. Душегуб. Земной суд над тобой свершился, а вот высший — еще нет. И мой ресторанчик — не худшее из мест, где ожидают окончательного приговора. Для тех, кто не рассчитывает на помилование, это оптимальный вариант. Вино, комфорт и наслаждения… Безудержные, сверхъестественные наслаждения, каких ты раньше не испытывал. Ты любил роскошь и праздность, Аник, а мы здесь всегда пируем — тебе понравится у нас».

Очарование, исходящее от девушки в черном, становится жутким, неодолимым; нет сил ему противиться — Аник понимает, что его рука протягивается, чтобы накрыть ладонь красотки, и не может совладать с собой… но тут чей-то быстрый взгляд издалека отрезвляет его, словно пощечина.

Эрика.

Ее глаза — злые, требовательные, ревнивые.

«Минуточку, сьорэнн. Мне надо отлучиться».

«Не задерживайся, Аник…»

«Ну?!» — очутившись в умывальной комнате, он берет Эрику за плечи.

«Ты очумел, с кем ты связался?!»

«С хозяйкой кабака, если она не свищет. Тебе-то что? мне на нее плевать. Я люблю только тебя».

«Дурень, это не женщина. Ты видел ее волосы?..»

«Ну, змеюки».

«Это снаружи, это шкура. А внутри — ОН».

«Мужик переодетый?., тьфу».

«Не плюйся. ОН — не мужик и не баба. Кто — не скажу; тут „назвать“ значит „позвать“ — ты понял?»

«Так… — Лицо Аника мрачнеет. — Патроны?»

«Вот, держи. Больше достать не смогла».

Раскрыв тяжелую коробочку из толстого картона, Аник радостно пересчитывает донца гильз. Пять рядов по восемь штучек — значит, сорок.

«Как с выходом?»

«Там СС, дверь на запоре. Снаружи тоже стерегут, похоже».

«Ладно, — Аник опускает коробку в карман, — то есть неладно, но ешь что дают. Держись подальше от зала».

«Аник, беги сейчас!..»

«Я еще не договорил… с хозяином».

Аник тверд, когда выходит в зал, но с каждым шагом твердости все меньше. Змееволосое нечто притягивает, влечет к себе, дурманит… Затихшая музыка вновь оживает вальсом, и капельмейстер восклицает: «Белый танец! Дамы приглашают кавалеров!»

«Аник, я выбираю тебя».

Он обнимает девушку в черном за талию и берет ее руку в свою. Тело змееволосой на удивление настоящее, живое, теплое — «Вот оно — дьявольское обольщение», — как-то безвольно, вне себя думает Аник.

Музыка кружит их среди других танцующих пар, и с каждым тактом, каждым поворотом Анику все сильнее кажется, что происходящее с ним — подлинное и реальное, что иной реальности и быть не может, что есть только этот ресторан, и этот танец, и опасная, загадочная, но манящая красавица… А она говорит и говорит, обволакивая его мысли туманом слов: