Именем королевы
Шрифт:
– Увлечена – это слишком мягко сказано, притворщица. Чувства мои зашли много дальше простого увлечения.
Когда они проходили мимо стола для петиций, графиня остановилась и достала веер, усиленно замахав им у самого лица.
– Они нас видят, – предупредила Пиппа, отступив на шаг. – Они поймут, что мы пытаемся их подслушать.
– Запомните о мужчинах следующее. – Розария ухмыльнулась. – Если только их умы не заняты флиртом, женщины для них не существуют. Они даже не заметят нас.
Что правда, то
– …спешная необходимость. Ситуация может выйти из-под контроля, это опасно, – говорил он. – Его родственник похитил шесть англичан, когда те были на маневрах. Боюсь, что они убьют заложников.
– Похитители выдвинули какие-нибудь требования?
– Ничего, насколько я осведомлен. Я подозреваю, что они свяжутся с лордом Кастелроссом и подождут его указаний. Кстати, в порту Дингл было перехвачено письмо монаха или священника по имени Ревелин.
У Пиппы кровь застыла в жилах.
– Тогда вы знаете, что мы должны делать, – сделал вывод Эссекс.
– Не вытягивай так шею, – предупредила графиня Пиппу. – Слишком заметно.
– Мы должны убедиться, что О'Донахью Map не получает известия от…
– Пиппа!
Горячий шепот графини не смог предотвратить стремительного бегства Пиппы. Девушка устремилась в другой конец зала и исчезла за спинами обивающих пороги просителей. Из зала вел залитый солнцем коридор с высокими узкими окнами и устремленными ввысь арками, которые поддерживали потолок.
Придворные и просители двигались по кругу. Пиппа проскочила мимо них с одной-единственной мыслью в голове. Ей нужно было разыскать Айдана и предупредить его.
Когда она уже прошла половину коридора, она увидела огромного мужчину, спешащего ей навстречу. Это был Айдан.
Она подхватила юбки, игнорируя неодобрительные взгляды пуритан, и бросилась к нему:
– Сударь!
Несколько секунд она с восхищением разглядывала его крупные, резко очерченные, словно вырезанные из камня скульптором черты.
– Сударыня. – Айдан поднес ее руку к губам. Когда же его горящие глаза встретились с ней взглядом, она увидела в их глубине отражение своего испуганного лица и вспомнила о цели своего побега.
– Мой господин, я только что узнала… что случилось…
Он приложил палец к ее губам. Возможно, ей только почудилось, что он буквально опьянел от ее близости. Неужели он тоже неравнодушен к ней?
– Любовь, – произнес он. – Вот что случилось.
– Взять его! Взять мятежника О'Донахью!
Команды раздались из арочного проема дверей зала ожидания.
Айдан поднял голову:
– Какого черта…
Она схватила его за руку и потащила со всей силой,
– Бегите! – отчаянно взмолилась девушка. – Они хотят вас арестовать.
Но вместо того чтобы прислушаться к ее мольбам и бежать, он только выпрямился, расставил ноги и свысока взирал на устремившихся к нему стражников и солдат. Капитан гвардии повторил свой приказ:
– Закрыть двери! Арестовать мятежного ирландского лорда.
Сильные руки схватили Пиппу и оттащили ее от Айдана. Она сопротивлялась, выкрикивая ругательства, но ее голос утонул в рокоте голосов и топоте сапог. Вспомнив приемы, усвоенные от уличных бузотеров, она бросилась в атаку на тех, кто удерживал ее, нанося им удары руками и локтями, глазами отыскивая предмет, которым можно драться.
Но их оказалось слишком много. Сильные руки держали ее. Смешно, но она прекратила драться, чтобы взглянуть на Айдана.
Он возвышался над гвардейцами, но около дюжины солдат окружили его, делая побег невозможным. Он напоминал огромного оленя в окружении ледящих дворняжек.
Они встретились взглядом, и она почувствовала, как ее сердце окаменело. Глаза О'Донахью Мара были полны ненависти и обвинения.
Боже праведный. Он решил, что это она предала его.
«Так вот он каков, – мрачно думал Айдан, – величественный лондонский Тауэр».
Ему отвели камеру в башне Бошамп, где многими годами ранее Гилфорд Дадли страдал и томился по своей леди Джейн до того, как его казнили. Камера была шестиугольной. Каменные стены освещали лучи солнца, проникавшие сквозь бойницы, из которых открывался вид на Темзу с одной стороны и на покрытый травой вал Тауэра – с другой.
Тот самый, на котором выставлялись головы казненных, а их было немало.
Он расхаживал по камере как лев в клетке. Прошло уже три дня и три ночи, и никто, кроме смотрителя и стражи, не приходил нарушить его одиночество. Никто так и не объявил ему причину ареста.
Хотя он ее знал.
Мебель в камере, хоть и малочисленная, была дорогая. Мореного дуба кровать и стол, на столе – шахматная доска. Его дневная пища, к которой он не притрагивался, подавалась на серебряном подносе.
Айдан вздохнул, подошел к бойнице, положил ладони на решетку. Ярость разгоралась внутри его. Он не мог понять, кто злил его больше: Ревелин из Иннисфалена, который советовал оставаться в Лондоне, он сам, который последовал этому совету, или Пиппа, из-за которой его арестовали.
Там, в галерее Уайтхолла, она подарила ему поцелуй Иуды. Как быстро она покинула его.
Из Ирландии пришли плохие новости. Мятежники обстреляли горящими стрелами резиденцию Броуни в Килларни. Участниками мятежа в основном были свободные граждане из низших сословий. Не очень умные и не очень совестливые.