Именины каменного сердца
Шрифт:
И в этот миг Марьяна увидела нечто такое, что все окружающие предметы на мгновение закачались перед глазами.
– Этого не может быть! Никак не может! – зачем-то сказала она вслух, но это не помогло.
В руках у Марьяны была майка, связанная крючком из разноцветного ириса. Вещь, конечно, не из тех, что купишь в магазине на каждом углу, но и ничего необычного в ней не было. Тем более что подобные штучки в стиле хиппи опять стали модными, и нарочито небрежный хендмейд [3] пользуется немалой популярностью у молодежи.
3
Хендмейд –
Но эту майку, именно ее она сама связала много лет назад! И ошибки быть не может, если памятен каждый столбик, каждый узелок… Вот здесь немножко не хватило зеленых ниток, пришлось докупать, и получилось не совсем в тон. А здесь – край обвязан как бабушка учила.
Она вспомнила, как вязала эту майку по вечерам, сидя у телевизора. За окном, совсем как сейчас, моросил нудный осенний дождь, с экрана что-то вещал последний генсек, прозванный в народе «меченым» за большое родимое пятно на лысине, но в смысл его слов Надя не вникала совершенно. До того ли ей было? Это папа всегда зачем-то интересовался политикой и усаживался в любимое кресло, чтобы посмотреть программу «Время». Помнится, он еще недовольно косился на Надино рукоделие и ворчал, что это занятие больше пристало старушке на лавочке, но не молодой девице, студентке-первокурснице! Она не спорила, только улыбалась загадочно и счастливо. Тогда, в семнадцать, у нее впервые появилась особенная, сладкая тайна и будущее виделось прекрасным и радужным…
Только вот кончилось все плохо. Даже сейчас вспоминать неприятно.
Марьяна включила стиральную машину и вышла из ванной на неверных, подкашивающихся ногах. «Что же происходит?» – с тоской и страхом думала она и не находила ответа. Как такое могло случиться? Сбить пешехода на темной улице – это, конечно, ужасно, но от такого не застрахован ни один водитель, все под Богом ходим. Но встретиться с самой собой, да еще через столько лет? Бред, сумасшествие! Не может такого быть.
Девушка все так же сидела за столом – спокойная, почти безучастная ко всему происходящему.
– Кто ты? – выдохнула Марьяна. – Кто ты на самом деле?
Гостья вздохнула и впервые за все это время посмотрела ей в глаза.
– Ты сама знаешь, – тихо ответила она.
Марьяна без сил опустилась на табуретку. В руках она еще держала зачем-то эту проклятую майку, а из горла рвались рыдания, не давая сказать ни слова. В лице девушки она теперь все явственнее узнавала собственные черты, словно смотрела на старую фотографию в альбоме. Прошлое, проклятое прошлое, давным-давно похороненное в самых отдаленных тайниках памяти, засасывало ее, словно трясина. Кажется, еще немного – и мутная вода поглотит окончательно, сомкнется над головой, и нет сил ни вздохнуть, ни крикнуть.
Марьяна закрыла лицо руками и горько, совсем по-детски расплакалась – совсем как много лет назад, когда она еще умела плакать…
Сейчас, глядя на ухоженную и стильную бизнес-леди, вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову, что когда-то она была гадким утенком, нескладной бледной девочкой в очках с тощими косичками, всегда уныло висящими, как крысиные хвостики. Эта девочка была очень одинока, несчастна, мучительно стеснялась своей некрасивости, много, не по возрасту, читала и большую часть жизни пребывала в придуманном, иллюзорном мире, пока
В жизни все обстояло совсем иначе.
Наденька Воронина появилась на свет в семье научных работников. Сколько она себя помнила – родители всегда ругались, бурно выясняли отношения, то сходились, то расходились. Дома кипели нешуточные страсти. В пылу бесконечных ссор отец часто кричал, что из-за женитьбы и рождения дочери не смог сделать научную карьеру:
– Ты лишила меня будущего! Какая диссертация, когда рядом младенец орет? Кастрюли, пеленки, яичница… Мещанское существование! Разве об этом я мечтал?
Не отставала и мама:
– А мне, думаешь, легко? Целый день на работе, потом – очереди, магазины, Надьку забрать из садика, убрать, приготовить, постирать… Каторга, а не жизнь! Ты пришел – и на диван к телевизору, а мне крутиться. К ночи совсем никакая.
На Надю никто не обращал особого внимания. А ей хотелось только одного – чтобы папа и мама любили друг друга и, если возможно, ее тоже. Хоть немножко.
Когда родители начинали кричать друг на друга, Наденька всегда хотела забиться в самый темный угол, спрятаться там и крепко-крепко заткнуть уши, чтобы не слышать, как самые близкие на свете люди обижают друг друга. В такие минуты ей казалось, что она ненужная, лишняя, что, если бы не она, всем бы жилось гораздо легче и проще.
Иногда в разгар семейных баталий являлась бабушка Варвара Алексеевна и забирала Надю к себе. Пожалуй, эти дни были лучшими в ее детстве… Бабушкина квартира, заполненная разноцветными лоскутными ковриками и вязаными салфеточками, где всегда пахло свежесваренным кофе, корицей и яблочным пирогом, казалась ей волшебным домиком, а она сама, вечно сидящая в любимом кресле-качалке с вязаньем в руках, – сказочной доброй феей.
Если Наденька плакала из-за того, что папа с мамой ссорятся, бабушка сдвигала очки на самый кончик носа, гладила ее по голове, и от прикосновения морщинистых рук с длинными узловатыми пальцами на душе становилось легче.
– Ты на них не сердись, – говорила она, – глупые они еще. Может, когда-нибудь и разберутся. Лучше принеси мне во-он ту коробочку!
В коробочке неизменно оказывались то иголки, то нитки, то ворох разноцветных лоскутков, бусинок и ленточек.
Надя очень любила смотреть, как в бабушкиных руках они превращаются во что-то красивое – кружевную салфетку, коврик-накидушку, футляр для очков или вышитую сумочку.
– Что сработано, то свято! – любила повторять Варвара Алексеевна.
Что такое «свято», Надя не знала, но все, что делала бабушка, и вправду казалось ей необыкновенным.
Жаль, что все хорошее быстро кончается… Проходило несколько дней, и Наденька возвращалась домой, глотая слезы и прижимая к груди очередной бабушкин подарок – куклу с глазами-пуговицами, клоуна в красном колпаке с бубенчиками, плюшевого мишку или смешную собачку. Этими игрушками она очень дорожила. Казалось, они всегда хранили тепло бабушкиных рук, ее улыбку, голос… Когда становилось грустно, Наденька раскладывала их на кровати и подолгу играла с ними, гладила, разговаривала, прижимала к себе и часто засыпала с ними в обнимку. Иногда ей даже казалось, что куклы и зверюшки и вправду понимают ее. Наверное, они были единственными друзьями ее детства. Во всяком случае, других у нее никогда не было.