Император Африки
Шрифт:
— А как же торговля Священного Синода с Африкой? — с горячностью воскликнул Сандро.
— Александр Михайлович, такие вопросы вы должны задавать митрополиту, а не мне. Я не управляю коммерческими интересами церкви, это их сфера деятельности. Но, насколько я знаю, они не торгуют, а выступают только в качестве посредника между африканскими купцами и нашими. Поэтому, мы и здесь не в состоянии прекратить их деятельность.
— А, кроме того, мы продали со своих складов, практически весь запас своих винтовок системы Бердана и восемьдесят процентов боеприпасов к ним. И продали это всё за золотые рубли, которые пойдут,
— Я понимаю опасения наших французских союзников и готов пойти на определённые уступки. Российская империя, прекратит продавать оружие Иоанну Тёмному, это всё, что я могу гарантировать. Частные лица, производящие оружие в России, имеют право на свободу предпринимательства, и я не буду препятствовать их деятельности, ни в коей мере. На этом всё Сандро, можешь идти. И да…
Великий князь было повернувшийся, чтобы уйти, повернул голову в сторону императора, напуганный его раздражённостью в конце этого непростого разговора.
— … можешь меня не благодарить, я сделал всё, что мог в этой истории. Британская Империя сильна, но не вечна и только что это показал не совсем обычный мавр. Надо делать выводы, Сандро, надо делать выводы…
***
Глубокой ночью в Баронске, запылал цех готовой продукции, где начали рваться патроны, складированные там, в готовности отправки в Африку. Пожар вспыхнул внезапно, несмотря на то, что все противопожарные меры были выполнены в полном объёме.
Пожар не смог преодолеть одно помещение склада и перекинуться на другое. Тревога была поднята вовремя, и отовсюду стал сбегаться на пожар народ. Кто бежал с багром, а кто с ведром. Отчаянно звеня пожарным колоколом, прилетели две конные упряжки с бочкой воды и складной деревянной лестницей. Отчаянные пожарные не обращая внимания на огонь и рвавшиеся внутри склада патроны, заработали пожарным насосом и, подтащив пожарные шланги к помещению горящего склада, направили туда струю воду, заливая вспыхнувший внезапно склад.
Многие рабочие, жившие неподалёку от завода и душой радеющие за свой завод и хозяина, который не обижал ни зарплатой, ни социальными льготами, помогали тушить пожар, который благодаря немецкой аккуратности и педантичности выполнения установленных правил и инструкций, так и не смог перекинуться на соседние склады и помещения, и начал медленно угасать.
Ущерб оказался сравнительно небольшим, но главным было не это, а то, что при осмотре места возгорания, нашли убитого ударом тупого предмета ночного сторожа Митрича, всеми уважаемого старого служаку, отставного солдата, прижившегося на заводе.
Это смерть, всколыхнула всю общественность. Были опрошены все жители Баронска, кто мог пролить малейший свет на это дело. Полицейские сбились с ног, разыскивая убийц и поджигателей. Меры предосторожности были усилены, Феликсом фон Штуббе была нанята вооружённая охрана из числа местных жителей, которые, как цепные псы, по двое и трое, обходили все заводы, склады и пристани, принадлежавшие семье Феликса фон Штуббе.
Через месяц убийцы и поджигатели были пойманы. На допросе они признались, что их нанял неизвестный человек, с очень правильной русской речью, с которым был ещё один, по повадкам очень правильный и воспитанный, не иначе, как дворянин, и не из числа захудалых или бедных.
Нанявшие их потребовали сжечь завод и заплатили
Преступники, также признались, что они знали, что эти люди наняли также ещё две группы грабителей и бандитов, чтобы поджечь пристань и что-то ещё. На состоявшемся суде, всем грабителям неожиданно дали небольшие сроки и отправили по тюрьмам, но до тюрем не доехал никто из них. Все они умерли на пересыльных станциях.
Кто от сердечного приступа, внезапно свалившего вроде здорового мужика с ног, кто от кровоизлияния в мозг, видимо наказанный Господом нашим за свои грехи, а кто-то выплюнул в парашу весь свой желудок, моля о прощении за содеянное.
По всем тюрьмам поползли неясные слухи о произошедшем, попутно обрастая просто невероятными подробностями. Небольшой свет на это пятно мрака, пролил один из политических, сидевший в одной из тюрем. Вслушавшись в рассказанную невероятную историю, он спросил, а куда направлялось оружие с этого склада. На что получил ответ от одного из уголовников — в Африку.
— Да…., протянул он, — в Африке я не был, — а случайно, не чернокожему ли их царю, шёл этот товар?
Вор в законе «Тёртый», который и собрал эту информацию и продолжал по крупицам собирать её и дальше, выполняя заказ сходки, случившийся в одной из пересыльных тюрем, пожал на это вопрос плечами и произнёс.
— Да, кто этих негров там знает, сказывали, вождю тамошнему, чёрному, как сапог, для войны надобно было пошухарить.
— Ну, тогда неудивительно, — произнёс политический. — Проклятие Мамбы, действует везде! Отравили их, да так, что не определишь, когда и где. Вождь тамошний, Мамбой, неспроста зовётся. Мамба — это змея такая, чёрная аль зелёная, но жутко ядовитая. Он всех англичан, да французов потравил там, сейчас вот и на русских перешёл. Всех травит, кто палки ему в колеса ставит, да поперёк идёт.
— А кого не может, того проклинает так, что душа его вечно мается и покою не находит. Так и бродит по свету, Мамбу ищет, и просит, и жалиться, чтобы он простил её, А тому, до Феньки дверка. Он колдун, душу языческим богам продал, и христианские души, тоже все продаёт за рубль кучку. Что ему ваши душегубские души, как семечки.
— С дьяволом договор уж заключил, и напрямую ему их передаёт, а тот ему в делах военных помогает, уже Африку, всю почитай захватил, точно вам говорю парни.
— А ты откуда это всё знаешь? — поинтересовался сидящий возле Тёртого на корточках его «шестёрка» по кличке Хмырь.
— Дык, я, когда ещё на заводе работал, от свояка своего слышал, он в Африку ездил, да на побывку в деревню свою приезжал, жену свою черномазую показывал. Ох, девка-то страшная, но вот, что спереди, что сзади вся справная, да бесстыдная, всё бы ей нагишом бы ходить, благо лето было, а он её в сарафан одел, да родителям показать привёз. А те его и на порог не пустили. Он плюнул, червонец им золотой под дверь кинул, и ко мне ушёл ночевать, а опосля и уехал, да правду мне всю про жизнь в Африке этой рассказывал и о вожде этом чёрном, да стрёмном. Жути понагнал, но божился и жинка его на ломаном русском, с жаром всё рассказывала и случаи всякие описывала.