Император и Сталин

Васильев Сергей Викторович

Второе — собрать команду из толковых, грамотных, усидчивых офицеров со знанием английского-немецкого-французского, посадить в библиотеку. Пусть штудируют все периодические издания, собирают всю доступную информацию про технические новинки и исследования, касающиеся вооружения и обеспечения армии, а также всё, что таковым официально не является, но может быть использовано в этих целях. Доклады собирать, систематизировать, готовить к закрытой публикации.

— Ваше императорской величество, но ведь специально подготовленные специалисты Главного штаба…

— Николай Михайлович, если бы я решил задействовать

штаб, я бы так и сделал. Но мне надо, чтобы это сделал ты. Причём сделал обязательно по своей инициативе, без всякого высочайшего повеления. И третье — опять же по твоей личной инициативе, о которой я даже не догадываюсь — надо собрать всех, кто воевал и воюет сейчас в Трансваале. Пригласить к себе в гости… на воды, например. Твоё имение «Боржоми» — идеальный вариант. От приглашения Великого князя они не откажутся, надеюсь? Создать условия для работы, предоставить бумагу. Много бумаги! И пусть пишут.

— Пишут что, ваше императорской величество? — откровенно тормозил полностью дезориентированный князь, — всеподданнейшие доклады?

Император подошёл ближе, долго смотрел в глаза великого князя, вытянувшегося, словно новобранец перед унтером, после чего неожиданно засмеялся, взял генерала под руку и заговорщицки зашептал на ухо:

— Если бы ты взял томик Гая Светония, описавшего деспотизм Тиберия, то мог бы вычитать такие строки: «Угодливость была ему так противна, что он не подпускал к своим носилкам никого из сенаторов ни для приветствия, ни по делам. Когда один консулер, прося у него прощения, хотел броситься к его ногам, он так от него отшатнулся, что упал навзничь. Даже когда в разговоре или в пространной речи он слышал лесть, то немедленно обрывал говорящего, бранил и тут же поправлял. Когда кто-то обратился к нему — «государь», он тотчас объявил, чтобы более так его не оскорбляли. Кто-то другой назвал его дела «священными» и говорил, что обращается к сенату по его воле; он поправил его и заставил сказать вместо «по его воле» — «по его совету и вместо «священные» — «важные».

Император отпустил локоть князя и уже обычным голосом добавил:

— Николай Михайлович, если ты окончательно перешёл на официальный язык, называй меня, в соответствии со своими республиканскими убеждениями — «citoyen», то есть гражданин. Звучит вполне прилично, не обидно и очень даже революционно.

Участники англо-бурской войны должны вспомнить и детально описать всё, что они видели нового и необычного из тактики, вооружения и снаряжения как у буров, так и у британской армии. Было бы идеально, если бы они на основании полученного опыта составили собственные предложения по внесению изменения в отечественные уставы и наставления. Впрочем, на этом не настаиваю.

Ну, и четвёртое… — император остановился и посмотрел на князя уже абсолютно весело и беспечно, — а, не попить ли нам чаю? Только по-семейному. Ты, я и Сандро. А заодно обсудить некоторые государственные назначения. Например… Мне нужен твой совет… — с этими словами император аккуратно взял под руку великого князя, превратившегося в одно большое ухо, и повлёк к штабной палатке. — Я хотел бы вернуть должность товарища военного министра, соединённую со званием начальника военной походной канцелярии, и предложить этот пост тебе…

Короткая остановка, быстрый взгляд в лицо князя, выражавшего уже не эмоции, а чёрт, знает что!

Пауза…

— А Сандро — с его революционным проектом броненосца и предложениями по развитию Тихоокеанского побережья — хочу предложить руководство Главным управлением кораблестроения и снабжения… Надо помочь руководить флотом нашему почтеннейшему Алексею Александровичу… на правах его первого заместителя, ну и, естественно, в ранге контр-адмирала…

Что посоветуешь, Николай Михайлович? Нет, ничего сразу не отвечай. Сначала чай, а потом всё остальное — государственные дела на голодный желудок — это, я считаю, неправильно.(*)

________________________________

* «Попить чаю» — такое предложение Сталина после неприятных и трудных разговоров постоянно встречается в мемуарах современников. Сначала подморозить, а потом отогреть, отругать и наградить, пригрозить и обнадёжить — его любимый управленческий приём, фирменный стиль.

Декабрь 1900. Поти. Яхта Штандарт

Зимнее солнце под вечер не спускается, а стремительно ныряет с неба, как будто хочет искупаться в изрядно прохладной черноморской волне. Строго на Юге у самого горизонта кучкуются тучи, и там тяжелое серое свинцовое небо сливается с морем такого же цвета. Свинец, подсвеченный падающим солнцем, приобретает жуткие апокалиптические цвета — от густо-фиолетового до стального. Дует сырой, холодный и промозглый ветер. Пульсирует короткими порциями красный свет «огня» Потийского маяка, отчего усиливается какое-то неприятное чувство безысходности.

В это время года и в такую погоду хочется сидеть дома у камина или у печки. Но городской причал все-таки не пустынен. Возле одной его стороны притулилась изящная яхта с атлантическим форштевнем, вокруг которого кипит какая-то необычная жизнь. У трапа — часовой. Еще один — у ворот. Между ними прогуливается пара жандармов. По трапу туда-сюда снуют матросы, выполняющие сейчас, кроме собственных обязанностей, роль курьеров и денщиков для заточённых на яхте пассажиров, министров и свитских, двое из которых, уединившись на юте в тени андреевского флага ведут неспешную, хотя и крайне нервную беседу, полностью заглушаемую плещущейся за бортом водой.

— И что теперь?

— Теперь ничего. Ждать. Этот идиот Ширинкин приказал арестовать себя и вызвал из столицы помощников, запретив кому-либо покидать борт, кроме нижних чинов, да и то по делам снабжения и связи.

— Да я не про Ширинкина, хотя и про него тоже. Что нам делать с этим багажом, которым снабдил нас наш дражайший монарх?

— Бросьте! Очередная забава скучающего мизантропа. Мало ли их уже было? Сначала балерины, потом богоискание, теперь вот на марксизм потянуло. А вы сразу всё так серьёзно. Право, это того не стоит!

— Перестаньте ёрничать! Вы серьёзно думаете, что можно, полежав месяц больным, встать с постели другим человеком?

— Вы тоже это заметили?

— Это даже слепой заметит!

— Значит вы считаете…

— Я считаю, что невозможно войти в спальню домашним котиком и через месяц выйти из нее диким тигром…

— Но болезнь, душевные переживания, близость смерти наконец, меняют человека…

— Так, что он начал конспектировать и наизусть цитировать документы, которые никогда не читал? Не верю…