Император Мэйдзи и его Япония
Шрифт:
Хасимото Тиканобу. Банкет в новом императорском дворце (1888 г.)
Изображений банкета по случаю принятия конституции не сохранилось, но в нашем распоряжении имеется гравюра, датируемая октябрем 1888 г. На ней изображено пиршество в новом дворце (на самом деле император переехал туда в январе 1889 г.). Известно, что императорские банкеты обслуживали мужчины-официанты. Однако Хасимото Тиканобу предпочитает более традиционную и милую его сердцу картину: мужчины расселись вокруг стола, а женщины стоя занимаются их обслуживанием.
Банкетный зал
Торжественные
195
Ibid. P. 208.
Многие люди воспринимали новые государственные праздники в рамках привычных представлений о религиозных празднествах – мацури. Одетые в традиционные праздничные одежды, они собирались в синтоистских святилищах, совершали богам приношения, поглощали сакэ и ритуальную пищу, наблюдали за схватками борцов сумо и священными танцами. Они украшали свои дома бумажными фонариками, побегами бамбука и ветками сосны. Перед лавками и магазинами торговцы выставляли переносной синтоистский алтарь. Однако теперь на него стали часто помещать не написанное на полоске бумаги имя божества, а портрет императора Мэйдзи и его супруги.
Торжества по случаю провозглашения конституции были грандиозными. Желая подчеркнуть эпохальность события, одна газета написала: гром салюта был слышен даже за границей [196] . Эрвин Бёльц отмечал, что никогда не видел в Токио столько хорошеньких девушек сразу, по улицам города двигались разукрашенные платформы с изображениями исторических персонажей, играли военные оркестры, «несмотря на холод, люди пребывали в праздничном настроении, но не имели никакого понятия, что написано в этой самой конституции, тем более что текст ее газеты обнародовали уже после ее провозглашения» [197] . Многие полагали, что Кэмпо (конституция) – это имя какого-то неведомого божества [198] .
196
Асахи симбун. 11.02.1889.
197
Бэруцу-но никки. Т. 1. С. 135.
198
Дзидзи синпо. 10.02.1889.
Народные гуляния в Токио по случаю принятия конституции
Однако незнание содержания конституции отнюдь не отменяет громадной значимости ее провозглашения в плане введения в широчайший оборот новой символики – портретов Мэйдзи и Харуко, национального флага, фонариков с изображением солнца, гимна. Будучи использована в атмосфере традиционного синтоистского праздника, эта символика через какое-то время тоже стала восприниматься как традиционная [199] . В любом случае день провозглашения конституции настолько врезался в память, что впоследствии многие японцы делили время на «до» и «после» принятия конституции. «Моя мать умерла через год после обнародования конституции», – говорит один из героев Нацумэ Сосэки [200] .
199
Fujitani T. Splendid Monarchy. P. 223.
200
Нацумэ Сосэки. «Сансиро. Затем. Врата» / Пер. с яп. А. Рябкина. М.: Художественная литература, 1973. С. 174.
Сценарий празднеств, одеяния Мэйдзи, архитектура дворца свидетельствовали о двойной природе верховной власти. С одной стороны, Мэйдзи был звеном в «непрерывной» череде императоров, его власть
Общая конструкция праздника была заимствована с Запада. Поведение Мэйдзи было призвано последовательно продемонстрировать единение монарха с божественными силами, политической элитой, народом, армией. Но ни одна культура не способна к полному копированию чужих образцов. Она использует эти образцы в качестве подсобного материала для своих собственных построений. Моление европейского монарха в христианском соборе было заменено в Японии молением синтоистским божествам. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы интернациональное христианское действо превратилось в действо национальное. Недаром именно в этот день Куга Кацунан выпустил первый номер газеты «Япония» («Нихон»). Деньги на издание ему дали пожилые консерваторы, которые полагали, что правительство ведет себя чересчур прозападно. Редакция газеты состояла из молодых людей. И старые, и молодые все более ощущали, что есть ценности, которые больше, чем отдельно взятое поколение. В одном из первых номеров Куга писал: «Мне часто задают странный вопрос: „Каких принципов придерживается газета „Нихон“, к какой партии вы принадлежите?“ Я отвечаю: „Нихон“ стоит на принципах японизма, я сам не принадлежу ни к какой партии. Я – японец». Газета нападала на правительство с таким жаром, что в ближайшие семь лет ее выпуск будут приостанавливать 33 раза. В это время правительство и апологеты «японского народа» расходились во мнениях довольно сильно.
Что же обнаружил «японского» Куга Кацунан в Японии? Прежде всего, не прерывавшуюся в течение 2600 лет императорскую династию. Он обнаружил нынешнего императора, который в отличие от западных монархов даровал конституцию совершенно добровольно, поскольку в Японии отношения между двором и народом характеризуются отсутствием антагонизма. Куга обнаружил и уникальную японскую культуру, источником которой является не народ, как то было на Западе, а императорский дом, ибо именно двор выступал покровителем «церемоний, религии, семейных отношений, политики, сельского хозяйства, торговли и ремесел» [201] .
201
Pyle, Kenneth B. The New Generation in Meiji Japan. P. 93–95.
В этом году начал выходить – «Фудзоку гахо» («Иллюстрированный журнал обычаев»). Это был первый в Японии иллюстрированный журнал. К этому времени японцы обучились литографии, и журнал публиковал множество картинок. В основном они были посвящены трем темам: старые традиции Эдо, новые обыкновения Токио, обычаи японской глубинки. Это был первый в Японии журнал, который можно назвать этнографическим. Причем это была этнография не научная, эта этнография предназначалась «для народа». Журнал склеивал воедино разные времена и разные местности. Все вместе это называлось Японией. Знакомясь с ее обитателями, читатели становились японцами. Совершенно не случайно, что первый номер журнала поступил в продажу тоже в феврале. Старое и новое присутствовали в одном и том же месте, в одной и той же стране.
Провозглашение конституции замышлялось как День национального единения и примирения. Недаром 11 февраля были прощены сотни политических преступников, включая покойных Сайго Такамори и Ёсида Сёин. Последние были не только прощены, но и повышены в ранге, их заслуги в борьбе с сёгунатом и их экспансионистские замыслы наконец-то оценили по достоинству. Однако примирение вышло неполным.
Четырнадцать человек задавила толпа. А когда министр просвещения Мори Аринори собирался отправиться во дворец, чтобы принять участие в торжествах, некий человек передал ему через секретаря, что желает немедленно встретиться с министром, чтобы передать важную информацию относительно тех акций, которые собираются предпринять против него студенты вечером. Поскольку у министра просвещения отношения со студентами сложились неважные, он распорядился впустить «доброжелателя». Тот же набросился на Мори с кухонным ножом. Охранник своим мечом снес террористу голову, но было уже поздно. По неведомой причине врач прибыл к министру только через три часа, он скончался на следующий день. Убийца, Нисино Бунтаро, захватил с собой послание, в котором объяснялись мотивы его поступка. Ему «стало известно», что год назад Мори при посещении святилища Исэ не снял перед входом обувь. Мало того: своей тростью он якобы приподнял покрывало, скрывающее священное зеркало, и осквернил его своим взглядом. Нисино отправился в Исэ и «убедился» в том, что люди говорили правду.