Император Николай II. Жизнь, Любовь, Бессмертие
Шрифт:
Еще несколько лет назад имя этого сибирского крестьянина слыло символом «разложения монархии»: с подачи кадетской и социалистической прессы 1910-х годов и советские публицисты упражнялись в сочинении небылиц о злодее Распутине. Истина же куда проще: миф, созданный газетно-журналистской мафией, необходим был для дискредитации императорской фамилии и политической системы, олицетворявшейся Николаем II.
Великие княгини Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и наследник Престола Русского цесаревич Алексий (1910 г.)
Автор
Рассказывая о своих мытарствах с книжкой мемуаров, Ф. П. Некрылов как-то обмолвился о своей давней беседе с Ухтомским в конце 20-х годов. «Алексей Алексеевич, говорят, вы были знакомы с Распутиным. Расскажите, пожалуйста, об этом монстре…» Академик-старообрядец вскинул седые брови и возмущенно произнес целую тираду: «Молодой человек, не повторяйте газетную брехню. Распутин был выдающейся, редчайшей личностью. Это громадный природный талант, какие время от времени рождаются в русском народе. Умница, насквозь видевший каждого – будь то великий князь или простой мужик, мудрец и невероятной силы целитель…»
Таково мнение крупнейшего русского физиолога, автора теории доминанты, дающей возможность понять и определить человека не только как животное, но и как духовное существо. После рассказа Некрылова я стал критически относиться ко всем упоминаниям о Распутине, в огромном числе рассыпанным по страницам мемуаров и исследований. И – странное дело, как я раньше не замечал – если отвлечься от чисто субъективных оценок его личности, никто не смог предъявить доказательств шарлатанства Распутина. Напротив, огромное число свидетельств его сверхъестественных способностей, позволяет сделать заключение о закономерности его появления в царском дворце. А тот «негатив» о Распутине, которым манипулирует пропаганда, враждебная Николаю II, – не почерпнут ли он из воспоминаний тех лиц, кого «увидел насквозь» этот русский самородок? Он, приближенный к самой вершине власти из самых низов, надо полагать, имел нюх на врагов династии – а они-то и стали основными поставщиками небылиц про «святого старца». Еще бы: тебя принародно вывернули наизнанку да еще метким словцом (за которым Распутин в карман не лазил) пригвоздили – как тут не постараешься отмыться перед потомством, а заодно и обидчика опорочить…
Кстати сказать, миф о Распутине сотворен был тогда, когда враждебные монархии силы уже готовились к штурму власти – это было в годы мировой войны. А ведь лекарь-экстрасенс объявился во дворце за десять лет до того – 1 ноября 1905 года. Годовалый цесаревич был в тот момент болен. Подойдя к его ложу, Распутин стал шептать молитвы, и через некоторое время ребенок успокоился, заснул. По пробуждении у него появился здоровый румянец, дело пошло на поправку.
Можно понять доверие к Григорию со стороны матери Алексея, уже отчаявшейся найти средство к облегчению страданий сына. Царь же мало общался с Распутиным – по свидетельству бывшего премьер-министра Коковцова, он сказал ему, что «мельком» видел «святого старца» всего несколько раз. Как бы то ни было, всякий, кто бросает камень в родителей цесаревича Алексея за их веру в целительную силу распутинских сеансов, должен мысленно оглянуться на миллионы сегодняшних сограждан, вооруженных научным мировоззрением, которые подставляют к экранам телевизоров
Распутин
В почитании Распутина петербургским светом пересеклись не только вера в его удивительные способности, но и тревожная жажда духовного прозрения. В эпоху смут, войн, оскудения древних идеалов тяга к сильным личностям, несущим новое слово, всегда становится заметнее. Но для царской семьи такие поиски как раз не были свойственны, что бы ни пытались приписать ей позднее. Если бы не способности целителя, Распутин никогда не стал бы «молитвенником за царствующий дом». Его ввела во дворец сила Надежды – ибо в лице царевича Алексея царь и Россия видели исполнителя их упований на будущее.
Вся жизнь Николая II и его семьи проходила под знаком горячей веры. Но в отличие от многих и многих «ищущих», в царской семье не знали потребности в каком-то новом слове. Евангелие было для них средоточием вечных истин, а Христос, как небесный Царь – идеалом для земного властителя. С ним и сверял свой путь государь Николай II. Молитва, церковная служба, причастие были столь же насущной потребностью для императора и его близких, как для безрелигиозного человека хлеб и одежда.
Религиозное мировоззрение придавало цельность и последовательность государственному курсу императора. Его политический идеал – неограниченное самодержавие – также обусловлен его христианскими убеждениями. В этой связи представляет первостепенное значение свидетельство А. П. Извольского, долгое время возглавлявшего министерство иностранных дел при Николае II:
«Во время кронштадтского восстания я имел случай впервые наблюдать самообладание императора и его способность сохранять спокойный вид перед лицом столь важных событий. Эта способность к самообладанию, которая была ему свойственна в величайшей степени даже в самые трагические моменты, вызывала разнообразные и часто неправильные толкования. Она рассматривалась как доказательство некоторой врожденной черствости и даже отсутствия моральной чуткости[…]
Николай II во время прогулки с детьми на берегу Финского залива. Слева – Цесаревич Алексей, справа – Великая Княжна Анастасия (1907 г.)
Но, наблюдая не один раз императора Николая в различные критические моменты, я убежден в полной ошибочности этого мнения и хочу показать в правильном свете эту черту характера моего несчастного государя.
В тот день, когда восстание достигло своей кульминационной точки, я был у императора с моим еженедельным докладом о делах министерства. Это происходило в Петергофе, на императорской вилле, расположенной на берегу Финского залива против острова, на котором находится Кронштадтская крепость, всего в пятнадцати километрах от нее. Я сидел перед императором за маленьким столом, находящимся перед окном с видом на море.
Из окон можно было ясно различить линии укреплений, и в то время, когда я излагал императору различные интересные вопросы, мы отчетливо слышали канонаду, которая, казалось, возрастала с минуты на минуту.
Он внимательно слушал и, как обычно, задавал вопросы, интересуясь мельчайшими деталями моего доклада.
Я не заметил на его лице ни малейшего признака волнения, хотя он знал, что в этот момент решалась судьба его короны всего в нескольких километрах от места, где мы находились. Если бы крепость осталась в руках восставших, не только положение столицы становилось бы весьма опасным, но судьба его самого и его семьи была бы не менее опасна, так как пушки Кронштадта могли бы помешать всякой попытке бегства по морю.