Император Валгаллы
Шрифт:
«Ты слишком доверяешь этим людям, — остерегал старшего товарища Ланьер. — Наступит день, и среди спасенных твоих появится Иуда».
«Я сумею его распознать», — улыбался в ответ Бурлаков.
«Не имеет значения. Он все равно предаст».
Все эти долгие разговоры с герцогом Бурлаков вспоминал, поднимаясь по узкой тропе верхом на смирной лошадке. Справа от тропинки скалы поднимались почти отвесно. Унылый и одновременно величественный пейзаж — вокруг крутые серые склоны, лишь кое-где можно было различить бледные зеленые мазки чахлой растительности, а за ними грядой вставали сверкающие снегами вершины.
Приходилось
Замок герцога оседлал перевал. Со стен тропинка простреливалась по обе стороны. Впрочем, замок — название условное. Скорее уж клетушка, сторожка. Эти слова куда больше подходили к одному из обиталищ Ланьера. Скалы вздымались часовыми с двух сторон ущелья — голые, темные, почти черные. Уступ на одной скале слегка расширили, из обломков сложили стены и два одноэтажных домика и башню внутри, вырубили в скале просторное хранилище для припасов и оружия. Это убежище громко именовалось замком. На другой стороне перевала устроили сторожку. Там постоянно кто-то находился: наблюдал за окрестностями. Около сторожки имелась конюшня. Здесь Бурлакову пришлось оставить лошадь: дальше в замок вела вырубленная в скале лестница, по которой мог идти лишь один человек.
«Какая-то чертова литературщина...» — бормотал Бурлаков, карабкаясь все вверх и вверх, и, находя ногой ступеньку, каждый раз сомневался, что сможет на ней удержаться.
Вместо перил к скале крепился карабинами металлический трос. В случае опасности его вытянут наверх, оставив врагу лишь вбитые в скалы крюки. Такова лестница для людей. Грузы снизу поднимают лебедкой.
— Литературщина, — повторил Бурлаков, когда перед ним отворилась стальная дверь в стене.
Небольшой или лучше сказать — крошечный двор, сложенные из камня постройки. Домики с толстыми стенами, узкими оконцами, в случае опасности их можно закрыть стальными ставнями. В случае большой опасности вообще можно уйти в складские пещеры и там отсидеться или удрать и выйти далеко от замка через потайной ход. Башня, торчащая острым зубом, была выше домиков раз в пять или шесть. Ее возвели на отдельном уступе, так что к ней вели сначала наружные ступени, и только потом, уже поднявшись над крышами домиков, можно было попасть внутрь, чтобы подниматься дальше по винтовой лестнице.
— Я здесь! — крикнул герцог, появляясь на пороге башни. — Поднимайся сюда!
— Что, еще выше? — Бурлаков с тоской глянул наверх, прикидывая высоту подъема.
— Зато нам здесь никто не помешает!
— Это уж точно, — вздохнул генерал.
Наверху в башне у герцога было что-то вроде кабинета: стол, два удобных кресла, изрядный запас спиртного — от легких вин до чистейшего спирта,
— Присаживайся, — герцог указал на плетеное кресло, прикрытое волчьей шкурой. Герцог любил охоту. Бурлаков носил ружье лишь на всякий случай.
Не спрашивая, что гость будет пить, Поль налил Бурлакову в стопку водки. Себе в пузатый фужер — коньяк.
— За победу! — поднял тост.
У герцога горели глаза, как у мальчишки, который нашел в ящике комода припрятанный отцом пистолет.
— Победу над кем? Или над чем? — поинтересовался Бурлаков. Веселость герцога ему решительно не нравилась.
— Над императором Валгаллы.
— Разве мы с ним воюем? — Бурлаков так и не выпил. Отодвинул стопку. — Насколько я помню, у нас с императором договор о ненападении и разграничении территорий.
— Плевать на все договоры. Через год Валгаллы не станет — и конец игре. — Герцог смаковал коньяк и, кажется, не заметил, что старый друг не стал пить. — Они опасны. Я сотни раз говорил тебе: бойся! Этот мир должен принадлежать нам. Но пока мы щелкали клювами, император и его прихвостни набрали силу.
— Император — это всего лишь слово, миф, не более. Его Валгалла что-то вроде моей крепости. Только у него прячутся не раненые, а больные, страдающие в большей или меньшей приступами ненависти...
— Территории у них гораздо больше, — перебил Поль.
— Зато людей в крепости бывает примерно столько же.
— Ты преувеличиваешь. И потом, твои ребята всегда уходят весной и летом. А из Валгаллы не уходит никто.
— Все равно, император — лишь мелкий феодал, присвоивший себе громкий титул.
— Говорю: он набирает силу с каждым годом. Да что там с каждым годом — с каждым часом. Скоро он станет настолько сильным, что его будет не уничтожить. А сейчас еще можно.
— Ты нашел способ?
— Да.
Бурлаков не стал спрашивать, что планирует герцог. Сейчас речь не о том.
— Мне тоже не нравится Валгалла. Но это еще не повод, чтобы начинать террор.
— Знаешь, сколько у императора сейчас народу? Нет? Пятьдесят тысяч. У них полно оружия, арсеналы набиты под завязку. С такими силами император может диктовать законы по эту сторону врат, а скоро — и всем на другой стороне.
— Но пока не может? — уточнил Бурлаков.
Похоже, вопрос герцога несколько уязвил.
— Пока нет. Но это — вопрос времени. Как только император станет достаточно силен, он заставит мир на той стороне подчиниться. Никто не может вынести испытания силой. Может быть, отдельному человеку это иногда удается — одному из ста тысяч, к примеру. Но не организации, не стране, и уж тем более — не честолюбцам, занятым политикой. Как только кто-то становится сильнее, он заставляет окружающих подчиниться, принять его правила игры. Хорошо, если эти правила не особенно обременительны, а уступки не слишком велики. Тогда ты не замечаешь своего подчиненного положения. Или можешь сделать вид, что не замечаешь. Но тимократия, идеалы которой — беспрекословное подчинение и дисциплина, а цель — кровавая война, вряд ли позволит кому-то даже дышать не в такт своим устремлениям.