Император всего

Бурнов Марти

Комок подкатил к горлу, когда они подняли тело. При жизни Довинал был высоким и крупным мужчиной, так что к их нравственным мучениям, прибавились еще и физические. Не так-то просто тащить стокилограммовый труп, когда сил едва хватает чтобы передвигать собственное тело. Стараясь не смотреть на свою обезображенную ношу, они подтащили его к утилизатору отходов и положили на конвейер. Беднягам пришлось поддерживать труп до тех пор, пока его почти полностью не затянуло внутрь. С тошнотворным чавканьем и хрустом постепенно исчезало тело коменданта в недрах бездушного механизма. Несколько раз оно заметно дернулось, создавая иллюзию жизни. Едва сдерживая тошноту, Аскилт взглянул на друга, тот всегда был более чувствительным.

Гитон смотрел на происходящее остекленевшими глазами, но, по крайней мере, не спешил падать в обморок. Когда все закончилось, они с облегчением развернулись, готовые вернуться поскорее в камеру, но один из дангар с глумливым смешком преградил им путь.

— Выпьем за нового коменданта! — гаркнул тот, что руководил казнью.

Он зачерпнул воду из бака, куда уже начала поступать жидкость, полученная из тела Довинала, и выпил. Ведро пошло по кругу. Словно в кошмарном сне, гвардейцы наблюдали, как оно неумолимо приближается к ним. Еще минуту назад, глоток воды — это все, о чем они только и могли мечтать, но сейчас сама мысль выпить хоть каплю из этого ведра казалась чудовищно омерзительной.

— Ни за что, — прошептал Аскилт, когда ему под нос сунули воду.

— Как хотите, — с наигранным равнодушием сказал дангар, — Тогда присоединяйтесь к своему дохлому командиру. Только прямо сейчас и живьем.

Несколько рук схватили Гитона. К этому моменту он только и мог, что ошалело вращать глазами. Его потащили к конвейеру, который, словно живой, жадно лязгнул, предвкушая новую жертву.

— Нет! — в ужасе выкрикнул Аскилт и, выхватив ведро из рук дангара, жадно припал к нему, старясь ни о чем не думать. Смертельно побледнев под загаром, двигаясь как сомнамбула, Гитон повторил это, как только его швырнули обратно на землю.

Едва их снова заперли в камере, Гитон рухнул на колени — его неудержимо рвало, буквально выворачивало наизнанку в течении нескольких минут, хотя желудок и был пуст уже несколько дней. Поднявшись, со слезами на глазах, он прошептал:

— Ты все еще считаешь, что такая жизнь лучше смерти?

— Это как раз то, чего мы ждали! — Аскилт казался очень возбужденным и взволнованным, а глаза его, потускневшие за эти дни, засияли каким-то нездоровым блеском.

— Считаешь, несколько капель воды стоили этого!? — Гитон махнул рукой в сторону утилизатора отходов, и с гадливостью уставился на жижу в углу камеры.

Затем, вздрогнув, он с подозрением уставился на друга. Возможно, пережитое повлияло на него еще сильнее, и Аскилт попросту сошел с ума. По его щекам снова покатились слезы. На этот раз слезы жалости к себе, Аскилту, Довиналу и всем гвардейцам, что оказались в этом аду.

— Я о другом! — от истощения Аскилта не осталось и следа. — Довинала жаль, но мы оплачем его позже. Он дал нам шанс! — он встал спиной к решетке, загородив собой обзор снаружи и протянул ладонь.

— Это же… это… — теперь и в глазах Гитона зажглась надежда.

— Плазменный минирезак! И он заряжен! Довинал хотел воспользоваться им сам, да видимо не успел. Он всегда был нашим ангелом — хранителем. Печально, что путь к нашему освобождению лежит через его смерть, но именно о таких чудесах я недавно и говорил тебе, когда уговаривал не отчаиваться! Это и есть судьба, теперь мы не сдохнем в этом проклятом аду.

— Надо только не упустить этот шанс, как несчастный Довинал, — подвел итог Гитон.

Но и последующие несколько дней ничего не изменили для них. Дангары во множестве сновали по двору, не оставляя ни малейшего шанса проскользнуть незаметно за пределы гарнизона. Но даже если бы это и удалось, куда бежать на раскаленной планете, где нет ничего кроме пыли, всесжигающего солнца и уносящего последние капли влаги ветра? Только вера в судьбу и неслучайность всего произошедшего удерживала

их от полного отчаяния. Это, да еще скудные порции воды и пищи, что им стали приносить. Порции были настолько малы, что их едва хватало, чтобы поддерживать жизнь, но они радовались и этому, стараясь не думать об источнике, а в сторону ненавистного утилизатора старались и вовсе не смотреть. Насколько можно было судить, к этому моменту они остались единственными захваченными в плен гвардейцами, которые не подверглись нейрообработке. Можно было сколько угодно гадать о причинах этого, но такая "забывчивость" дангар была им на руку, поскольку с каждым днем те все лучше обустраивались в гарнизоне и теряли бдительность.

— Кажется, дангары вполне освоились, — заметил Гитон на двенадцатый день заключения.

— Их караулы во дворе дрыхнут вторую ночь подряд, — кивнул Аскилт.

Они переглянулись.

— Ты считаешь, пора действовать? И что дальше? — в последнее время Гитон все больше ждал решений от Аскилта, так как его собственной веры не хватало, чтобы не впасть в отчаяние и безразличие.

— Наше спасение в побеге с этой проклятой планеты!

— Отрастим крылья и улетим? — горько усмехнулся Гитон, — Или и ими с нами поделится наш ангел?

— Не иронизируй! Как это ни парадоксально, но о наших крыльях действительно позаботился Довинал. Они стоят на заднем дворе гарнизона!

— То старое корыто, из которого Довинал соорудил памятник своей молодости?

— Вокруг этого "корыта" в последние дни вовсю снуют дангары. Готов поспорить на наши жизни, оно вот-вот взлетит, — Аскилт чуть улыбнулся.

— Ты считаешь, это возможно?

— Этот корабль сам совершил посадку, а значит, его основные системы еще функционируют, и если с ним так активно и срочно что-то делают, значит — готовят к полету. Надо пробираться туда сегодня же ночью!

Гитон затравлено огляделся. Почему-то он представлял себе их шансы на спасение куда более чудесными, во всяком случае, менее эфемерными. Но с другой стороны — Аскилт прав, если выжидать и дальше, можно закончить как Довинал. Что бы не ждало их на другом конце полета, а хуже и безнадежнее, чем здесь, уже не будет.

— Согласен, — кивнул он.

Вечера они дождались в сравнительном спокойствии. Зато потом, когда настала пора действовать, время и терпение начали выкидывать фокусы. То казалось, что оно стремительно несется вперед, то застывает на месте. Создавалось ощущение, что гарнизон успокаивается и засыпает как никогда медленно, и каждая минута покровительственной тьмы, прошедшая впустую, уменьшает их шансы на спасение.

Когда, наконец, постовые во дворе перестали шевелиться и, судя по всему, крепко уснули, так же, как и в предыдущие ночи, друзья немного выждали (насколько позволили взвинченные нервы) и срезали замок. Тихий скрип открывающейся решетки показался им оглушительным ревом сторожевой сирены. Они в ужасе замерли, стараясь сдержать дыхание, казалось, даже их сердца колотятся с грохотом молота по наковальне, но часовые даже не шелохнулись.

Гвардейцы скользили в ночи, словно бестелесные привидения (пригодилась военная выучка, правда предполагалось, что их обучали для вылазок и внезапных тайных атак, а не для побега из собственного гарнизона). Они старались держаться в тени и осторожно выглядывали из-за каждого угла. Бежать до корабля по-прямой, было не более двух минут, но путь занял намного больше времени. Постоянно приходилось петлять, выбирая наиболее темные отрезки пути и обходить неожиданные препятствия в виде караулов. Кстати, большинство постовых исправно несло службу, можно было посчитать еще одним добрым предзнаменованием то, что постовые у их камеры бессовестно дрыхли. Похоже, это были самые ленивые и безответственные дангары из всех в этом гарнизоне.