Император ярости

Коул Джаггер

Годами я думал, что это галлюцинация. Призрак или демон, вызванный моим разбитым умом, отчаянно нуждающимся в ком-то — в ком угодно — кто был бы там. Было время в моем раннем подростковом возрасте, когда я увлекался религией, и задавался вопросом, не был ли тот, кого я видел, самим Дьяволом.

Теперь я знаю лучше.

Это был Кир Николаев.

Я просто не знаю, почему он был там.

Перебрал все возможные сценарии. Но ни один из них не имеет смысла. Дядя Ларс вел дела с Братвой, но не с кем-то настолько высокопоставленным,

как Кир. Даже если бы он это делал, как Кир мог так быстро добраться до Норвегии? Я имею в виду, дом все еще горел, когда я его увидел.

Он был там не из-за заботы о делах или людях.

Он был там, чтобы наблюдать.

И вопрос почему грызет меня годами.

Был ли он там во время самой резни? Стоял ли он в стороне, пока мою семью убивали? Хуже… Может, он организовал это?

Участвовал в этом?

Эта мысль вонзается, как нож, в мое нутро. Она мучила меня годами, но теперь у нее появился дополнительный оттенок.

Достаю телефон, пальцы дрожат, пока я набираю номер, который не использовал годами.

Дополнительный оттенок — это Фрея, и тот факт, что я забочусь больше, чем должен, о женщине, которая, по сути, является приемной дочерью Кира.

И это причина, по которой я звоню Орену.

Когда он берет трубку, я не трачу время. Я работал с ним раньше и знаю, что он лучший. Также знаю, что он работает быстро и эффективно и не нуждается в лишних словах. Только факты.

— Это я, — говорю, мой голос низкий. — Мне нужна информация о Кире Николаеве, особенно все, что связывает его с Линдквистами.

Орен откашливается.

— Рад слышать тебя, Мал, — хрипит он. — Давно не звонил.

— Давно, — рычу я в ответ. — Когда ты сможешь это сделать?

Он молчит секунду.

— Орен…

— То, что случилось с твоей семьей… Это было больше двадцати лет назад, Мал.

— И, — тихо шиплю я.

— И мы знаем друг друга, сколько, лет шесть или около того?

— Примерно так. У этой проповеди будет заключение в ближайшее время, Орен?

— Почему сейчас, — рычит он. — Ты мог спросить меня об этом шесть лет назад.

— Какого черта это имеет значение?

— Потому что я не робот, Мал, — бормочет он в ответ. — И одна из причин, по которой я до сих пор занимаюсь этой работой, даже теперь, когда у меня есть семья, о которой нужно заботиться, это то, что почему имеет значение. Даже если это не имеет значения для тебя, для меня это точно имеет значение. Так что — мне нужно спрашивать снова?

Я не сразу отвечаю. Орен вздыхает.

— Слушай, без обид, Мал, но без почему я не могу это сделать…

— Девушка, — наконец тихо рычу я. — Я связан с девушкой, которая связана с Киром, который, возможно, связан с Линдквистами, и мне нужно знать, как все это…

— Ты с Фреей Холм.

Я мгновенно напрягаюсь, слова покидают меня.

—

Я очень хорош в том, что делаю, Мал. Обычно не люблю предаваться гордыне, но, возможно, я лучший в своем деле.

Да, без сомнения.

— Если это что-то значит, — продолжает он, — это лишь одна из миллиона тайн в моей голове, каждая из которых может быть очень опасной для разных людей, и я никогда не планирую делиться ими с кем-либо. Так что можешь расслабиться.

Он кашляет.

— Дай мне неделю или две. Я посмотрю, что смогу найти, связывающее Кира с семьей Линдквистов или с тем, что случилось с твоей.

Я медленно киваю.

— Спасибо, Орен.

— Будь здоров, Мал.

Я кладу трубку, пульс учащается. Иду по опасному канату. Расследование кого-то настолько могущественного, как Кир, может стоить мне жизни. Это отчасти причина, по которой я не делал этого раньше.

Но теперь у меня есть еще более веская причина.

Правда пробивается на поверхность. И как только я ее раскрою, пути назад не будет.

27

ФРЕЯ

Расстояние между нами невыносимо, но я стараюсь этого не признавать.

Прошли дни с тех пор, как я видела Мала, и его отсутствие ощущается как медленная, ползущая боль. Это смешно, правда. Но как бы я ни пыталась вытеснить его из головы, воспоминания о той ночи продолжают тянуть меня назад.

Или, скорее, тащат меня за волосы, а затем трахают до потери сознания.

То, что произошло между нами в последний раз, было чертовски безумным. Я уже несколько дней чувствую себя разбитой и покрытой синяками. Мой гардероб внезапно состоит исключительно из водолазок, худи с капюшонами, натянутыми на шею, и шарфов, чтобы скрыть следы, похожие на атаку цепью и ломом на мою шею.

Мне пришлось сказать Хане, что я неудачно вылезла из ванны. Ради всего святого, я даже ношу ежедневные прокладки, потому что моя бедная киска все еще слишком чувствительна.

И все же?

…Оно того стоило. Все. Чертовски. Стоило. Лучший секс в моей жизни. Ладно, это низкая или даже несуществующая планка. Но я рискну сказать, что это лучший секс в жизни любого.

Если, конечно, вам нравится играть грубо. Очень, очень грубо.

Настолько грубо, что, возможно, мне стоит бояться этого немного больше, учитывая, насколько Мал нестабилен.

Я могла бы обмануть себя и сказать, что именно поэтому держу дистанцию с той ночи. Но это даже отдаленно не правда. Дело не в том, что я боюсь его.

Я боюсь себя. Боюсь того, что все это значит для меня.

Это я ушла той ночью. После секса, после того, как он дал мне худи и пошел за водой, я сбежала. Или, скорее, пошатываясь, вернулась в главный дом.

Должна была.

Мал ясно дал понять до того, как все это произошло, что между нами ничего серьезного не будет. Никаких обязательств, никаких сложностей. Никаких эмоций. Он «не способен на это», как он выразился.