Император
Шрифт:
После полуночи буря разбушевалась с неслыханной силой, сорвала покрытые пальмовыми ветвями кровли с нескольких домов и так сильно хлестала нильский поток, что он стал похож на бушующее море.
Огромная масса волн всей своей сплошной силой устремлялась снова и снова на выступ берега, где стояли статуи императорской четы.
Незадолго до появления первого проблеска рассвета коса земли, не укрепленная никакими каменными сооружениями, не выдержала напора бешеных волн. Земляные глыбы скользили и падали с громким плеском в поток, за ними последовал, с громовым
Лежавшая позади площадь земли понизилась, статуя императора зашаталась и медленно наклонилась, готовая упасть. Когда рассвело, она лежала на земле пьедесталом вверх, ее голова зарылась в землю.
На рассвете граждане вышли из своих домов и узнали от моряков и рыболовов о случившемся в гавани ночью. Как только буря улеглась, сотни, тысячи мужчин, женщин и детей столпились на пристани, чтобы посмотреть на упавшую статую. Они увидели оползшие глыбы, узнали, что река оторвала часть земли от берега и причинила это несчастье.
Не прогневался ли на императора нильский бог Хапи!
В несчастье, постигшем статую императора, во всяком случае следовало видеть дурное предзнаменование.
Топарх 165 , глава народа, приказал вновь поставить статую повелителя, которая, впрочем, осталась неповрежденною, и сделать это немедленно, так как император мог прибыть через несколько часов.
Множество жителей этого города, свободные и рабы, усердно занялись этой работой, и вскоре статуя императора, изваянная в египетском стиле, снова стояла прямо и своим неподвижным лицом смотрела на гавань.
165
Топарх – начальник области.
Статуя Сабины была придвинута к статуе Адриана, и топарх, довольный, вернулся домой.
Большая часть работников и ротозеев оставили пристань, но после них пришли другие любопытные, которые уже не видели статуи в лежачем положении на обрушившейся земле и теперь обменивались мнениями насчет того, каким образом она упала.
– Буря никоим образом не могла опрокинуть эту тяжелую известковую массу, – сказал один канатный мастер, – да и притом она так далеко стоит от оторвавшейся земли.
– Должно быть, она упала вслед за земляными глыбами, – возразил ему хлебопек.
– Да, так оно и было, – подтвердил матрос.
– Вздор! – вскричал канатный мастер. – Если бы статуя стояла на оторванной земле, она прежде всего упала бы в воду и потонула бы в реке; это ясно для каждого ребенка. Здесь действовали другие силы.
– Может быть, – заметил храмовый служитель, занимавшийся истолкованием знамений, – может быть, боги низвергли гордую статую, чтобы подать Адриану предостерегающий знак.
– В наше время небожители уже не вмешиваются в дела людей, – возразил сапожник, – но в эту ужасную ночь спокойные граждане оставались дома, и враги императора могли делать что хотели.
– Мы – верные подданные, – прервал его хлебопек с
– Вы – строптивая сволочь, вот вы кто! – крикнул в лицо гражданам один римский солдат, который, как и вся когорта, которая квартировала здесь, служил под начальством свирепого Тинния Руфа в Иудее. – Между вами, поклонниками животных, ссоры никогда не прекращаются, а о христианах, что гнездятся там за рекой, по ту сторону лощины, можно сказать все самое дурное, и даже это не будет преувеличено.
– Храбрый Фуск прав! – вскричал нищий. – Эта проклятая нечисть принесла нам чуму в дома. Где только появлялась зараза, там всегда можно было видеть христиан и христианок. Они приходили также и к моему брату. Целые ночи они оставались при его больных детях, и оба ребенка, разумеется, умерли.
– Если бы только мой старый легат Тинний Руф был здесь, – проворчал солдат, – им всем пришлось бы не лучше, чем их распятому богу.
– Я, конечно, не имею с ними ничего общего, – возразил хлебопек. – Однако же что правда, то правда. Это тихие, ласковые люди, аккуратные плательщики, которые не делают ничего дурного и оказывают помощь многим бедным.
– Помощь? – прохрипел нищий, которому дьякон общины в Безе не дал никакой милостыни, советуя ему работать. – Все пятеро жрецов великой Сехмет 166 из грота Артемиды поддались их искушениям и бросили храм своей богини. И разве это хорошо, что они отравили детей моего брата?
– Да почему бы им не убивать и детей? – спросил солдат. – Еще в Сирии слышал я о подобных вещах, а что касается этой старухи, то я готов отказаться от моего меча, если…
– Послушайте храброго Фуска, он многое видал на свете, – раздалось из толпы.
166
Сехмет – богиня, супруга Пта.
– Пусть мне больше не носить меча, если не они в темноте свалили статую.
– Нет, нет, – возразил моряк решительно. – Она упала вслед за подмытой землей; я видел, как она там лежала.
– Уж не христианин ли и ты? – спросил солдат. – Или ты думаешь, что я клянусь моим мечом попусту? Я, люди добрые, служил в Вифинии, в Сирии, в Иудее и знаю эту нечисть. Там можно было видеть сотни христиан, которые отбрасывали свою жизнь, как износившийся башмак, из-за того, что не хотели поклониться статуе императора и приносить жертвы нашим богам.
– Слышите вы? – прохрипел нищий. – И заметили ли вы хоть единственного из них в числе граждан, которые помогали поднять статую снова?
– Ни одного не было при этом, – сказал матрос, начинавший присоединяться к мнению солдата.
– Христиане сбросили статую императора на землю, – закричал нищий в толпу. – Это доказано, и им придется плохо. Кто любит божественного Адриана, тот пусть идет со мной выгонять их теперь из их домов!
– Не бунтовать! – прервал солдат рассвирепевшего нищего. – Вон идет трибун, он выслушает вас.