Императорские изгнанники
Шрифт:
– Сколько раз я просил его убирать эти фуриевы вещи, - пробормотал он, хромая к кровати у дальней стены. Наклонившись над ней, он услышал тихие вздохи и почувствовал прилив безграничной привязанности к своему ребенку. Луций лежал на боку, два средних пальца его правой руки были зажаты во рту, когда он спал. Звуки движения и голосов в доме прервали эту задумчивость, и Катон осторожно потряс сына за плечо.
– Луций... Луций... проснись.
Мальчик бессвязно забормотал, когда зашевелился, а затем попытался перевернуться на другой бок, но отец поднял его и перекинул его ноги через край кровати, и он присел сгорбившись,
– Зачем ты меня разбудил?
– Дядя Макрон и Петронелла уезжают. Мы должны попрощаться с ними. Одевайся.
Луций сделал все, как ему было велено, пока Катон подбирал сандалии, которые были вычищены и оставлены за дверью. Широко зевнув, мальчик подошел к отцу и взял его за руку. Свет в комнате Макрона был погашен, и только россыпь звезд и полумесяц освещали им путь, когда они спускались вниз. Выйдя в сад, они направились во двор за термой, где находилась небольшая конюшня и несколько кладовых по обе стороны от ворот, выходивших на улицу. Перед воротами стояла четырехколесная повозка, и Кротон с конюхом запрягали в нее упряжку из четырех мулов при свете факела, мерцавшего на железном желобе, закрепленном в стене. Дно подводы было забито мешками и сундуками, и Макрон натягивал на них кожаный чехол, когда Катон и его сын подошли к ним.
– А, вот ты где!
– воскликнула Петронелла, поспешно подойдя и наклонившись, чтобы поцеловать Луция в голову.
– Кажется, что сейчас глубокая ночь, не так ли, мой ягненок?
Катон слегка приподнял брови от этого ласкового слова, которое было в новинку для Петронеллы. Луций тяжело кивнул и снова зевнул, но его глаза были широко открыты, когда он рассматривал окружающие его детали.
– Ты уходишь. Навсегда?
– Я не знаю, - ответила Петронелла. Мы будем жить далеко отсюда, но кто знает? Может быть, ты приедешь в Британию, когда вырастешь. Или мы приедем навестить вас в Риме.
– Когда?
– Пока не могу сказать. Но однажды, а?
Макрон подвязал чехол и придирчиво осмотрел свою работу и упряжь мулов, прежде чем присоединиться к ним.
– Мы готовы. Конюх поедет с нами до Остии. Оттуда он поведет повозку обратно. Спасибо, что позволил нам воспользоваться ею.
– Это лишь пустяк.
Наступило неловкое молчание, прежде чем Катон положил руку на плечо Луция.
– Мы пойдем с тобой до городской стены.
– Тебе не нужно этого делать.
– Мы хотим.
Макрон пожал плечами.
– Как хочешь…
Он повернулся к Кротону и позвал: - Открой ворота.
Раб и конюх подняли засов и распахнули ворота внутрь на скрипучих железных петлях. Затем конюх поднял свою культю, взял за уздечку ведущего мула и огляделся в поисках Макрона, чтобы отдать приказ.
– Пойдемте.
Мулы топали вперед, колеса повозки стучали по булыжникам, остальные следовали чуть позади, откуда Макрон мог внимательно следить за задней частью транспортного средства. Мелкое столичное ворье были достаточно зорким и проворным, чтобы урвать добычу быстрее, чем воробей на пикнике. Но на темных улицах было тихо, даже когда на ночном небе забрезжили первые робкие лучики рассвета. Никто не разговаривал, пока они не дошли до перекрестка в конце улицы и не свернули на главную улицу, спускавшуюся с Виминальского холма в центр Рима. Здесь было больше повозок и телег, их погонщики стремились проехать через город до того,
Со своей возвышенной точки обзора они могли видеть, что Форум и низины, расположенные ближе всего к Тибру, окутаны густым туманом, над которым, казалось, парили императорский дворец и храм Юпитера Наилучшего Величайшего. Более мелкие строения пробивались сквозь поверхность тумана, как остатки морских кораблекрушений, а настроение было угнетающе мрачным.
– Холодно, - сказал Луций
– Ты скоро разогреешься, - ответил Макрон.
– Немного хорошего марша всегда делает свое дело. Не так ли, Катон? Давай, Луций, подбородок вверх, плечи назад и шагай, как я тебя учил.
Обращение к его зарождающимся военным устремлениям было всем, в чем нуждался мальчик, и он отпустил руку отца и рысью пробежал несколько шагов вперед, выстраиваясь в марш с высоко поднятой головой, представляя себя впереди колонны таких же солдат, как Макрон и его отец.
– Он прекрасный мальчик, - сказал Макрон достаточно громко, чтобы Луций подумал, что услышал похвалу, адресованное ему.
– Когда-нибудь ты будешь гордиться им.
– Я уверен, что так и будет.
– Катон улыбнулся в ответ.
– Я уверен в этом.
Когда конюх повел маленькую процессию вниз на Форум, туман сомкнулся вокруг них, холодный и липкий, заглушая звуки, издаваемые мулом и повозкой. Здания потеряли форму и превратились в неясные массы теней, нависшие с каждой стороны, а горстка людей за его границей проплывала мимо или пересекала их путь, словно призраки. Луций попятился назад, тревожно оглядываясь по сторонам. Они прошли между Палатинским и Капитолийским холмами, и знакомое зловоние Большой Клоаки сомкнулось над ними, пока они не достигли изогнутого конца Цирка и не начали подниматься на Авентинский холм, выходящий из тумана. Луций начал расслабляться и снова пошел впереди, когда они въехали в трущобный район, состоящий из разваливающихся инсул, тесно прижатых друг к другу. Со всех сторон доносились звуки людской возни – плач младенцев, крики ранних утренних страстей, звон котелков, - когда свет над головой усилился и четко очертил линии черепицы на фоне неба.
Впереди были Остийские ворота, охраняемые частью местной городской когорты, солдатами только по названию. Макрон скривился от отвращения, увидев их, прислонившихся к каменной кладке по обе стороны от арок, с копьями наперевес. Опцион шагнул вперед и поднял руку.
– Стоять!
Конюх остановил мулов, и повозка остановилась. Катон и Макрон обошли ее, оставив Петронеллу и Луция наблюдать за задней частью транспортного средства.
– Чем ты занимаешься?
– требовательным тоном спросил опцион.
– Какое дело тебе до меня?
– прорычал Макрон.
– Не стоит так угрюмо себя вести, друг.
– Опцион сплюнул в сторону.
– Что в тележке? Товары?
– Личный багаж.
– Там много всего...
– У меня много личного багажа. Что из этого?
– За проезд телег и повозок через городские ворота взимается пошлина. Вдвое больше, если они везут товары. С тебя два сестерция, друг.
– Опцион протянул руку.
– Когда ввели эти пошлины?
– спросил Катон.
– Вчера получил приказ. Может быть, вы пропустили объявление? Я бы посоветовал вашему другу перестать быть грубым и заплатить.