Императорские изгнанники

Скэрроу Саймон

– Примерно так, самая ее северная оконечность.

Он обменялся взглядом с Аполлонием, затем понизил голос и продолжил.
– Неужели ситуация настолько плоха?

– Трудно сказать, господин, - осторожно ответил декурион.
– Мы только начали замечать первые случаи этой болезни, прежде чем пропретор решил эвакуироваться кораблем в Тибулу месяц назад. С тех пор мы получили сообщения, что только в Каралисе умерло более сотни человек. Еще больше смертей было в городах и деревнях на севере, вплоть до Саркапоса. Наместник приказал,

чтобы корабли, заходящие в порты острова, проверялись на наличие признаков болезни, и запретил кому-либо сходить на берег, если таковые обнаружатся.

– Звучит серьезно, - прокомментировал Аполлоний.
– Вы уже поместили на карантин какие-нибудь корабли в Ольбии?

– Нет, господин. Но это, вероятно, лишь вопрос времени.

Капитан раздраженно вздохнул.
– Но мне нужно выгрузить груз в Каралисе, вместе с этими людьми и другими пассажирами.

– Мы не будем добираться до Каралиса, - ответил Катон.
– Ты можешь высадить депеши и грузы, предназначенные для Ольбии, а затем отвезти нас в Тибулу.

– Минуточку. У меня нет контракта на сопровождение до Тибулы. «Персефона» направляется в Каралис.

– Больше нет. Только если ты не хочешь рисковать тем, что чума взберется на борт твоего корабля и прикончит тебя и твою команду.

Капитан на мгновение задумался.

– Если мы будем держаться подальше от больных, я смогу разгрузить груз и загрузить то, что мне нужно для обратного пути.

Катон покачал головой.
– Я приказываю тебе доставить нас в Тибулу. Если ты хочешь рискнуть плыть оттуда в Каралис, это твое дело.

Моряк сложил свои мускулистые руки.
– Я капитан. Мой корабль. Мои приказы.

– А я – командир гарнизона. Более того, у меня больше людей на этом судне, чем у тебя. И я советую тебе делать то, что я тебе говорю, - твердо заключил Катон.

Капитан оглядел палубу, посмотрел на своих матросов, которые наблюдали за этим колким обменом репликами, затем на преторианцев Катона и германских телохранителей. Он взвесил ситуацию и неохотно кивнул.
– Как ты пожелаешь, префект. Мы отплываем в Тибулу с первыми лучами солнца.

Они обменялись кивками, после чего капитан направился на корму и присоединился к рулевому, чтобы проконтролировать приближение к Ольбии.

– Ах, несчастный человек, - заметил Аполлоний с веселым выражением лица.

– Он будет еще несчастнее, если продолжит заниматься делами в Каралисе и подвергнет себя риску заражения чумой. Но это его забота.
– Катон посмотрел туда, где Клавдия сидела на бухте свернутого каната, положив подбородок на руки, и смотрела через правый борт на проносящийся мимо водный пейзаж. Он взял себя в руки.
– Думаю, мне лучше сообщить госпоже, что мы не будем высаживаться в Каралисе.

– Ты всегда можешь оставить ее на борту… в последний путь до Каралиса… прежде чем мы достигнем места назначения, - с удовольствием предложил Аполлоний.

– Конечно,

и если с ней что-нибудь случится, я позволю тебе объяснить это Нерону, - ответил Катон.

Клавдия оглянулась, когда он подошел, германские охранники посторонились, чтобы пропустить его.

– Кто этот человек, который поднялся на борт?

– Один из офицеров наместника.
– Катон оперся на боковой поручень и ухватился за одну из подставок, прежде чем продолжить.
– Боюсь, у меня для тебя плохие новости. Мы не поплывем в Каралис.

– Что это значит?
– В ее темных глазах мелькнула тревога.
– Почему мы не поплывем?

– Это небезопасно. Юг острова поражен болезнью. Пропретор переехал в Тибулу, туда мы сейчас и направимся. Осмелюсь сказать, что Скурра будет рад принять тебя у себя, пока не станет безопасно, чтобы тебя сопроводили в одну из твоих вилл.

– Проще говоря, в тюрьму.

Катон обратил внимание на ее сгорбленные плечи и царившее уныние. Она была почти безмолвна с тех пор, как два дня назад он пробил ее надменную оболочку.
– Есть и худшие места для заточения.

– Разве тебе могут быть известны подобные места?

– Да.

– Легко тебе говорить, - фыркнула она.
– Высокородный и могущественный префект, родившийся с серебряной ложкой во рту и выросший со всеми удобствами, которые только может позволить себе аристократическое семейство. Я хорошо знаю ваш тип. Что ты можешь знать о тюрьмах и лишениях?

Катон посмотрел на нее на мгновение и почувствовал укол жалости.

– Клавдия, мой отец был императорским вольноотпущенником. Я родился рабом, как и ты.

Она вдруг выпрямилась и оглядела его, как будто видела его впервые.

– Ты когда-то был рабом? Не могу в это поверить.

– Зачем мне лгать о таких вещах? Я горжусь всем, чего я достиг, но я никогда не забывал, откуда я родом. Также как и ты наверное, несмотря на твою близость к императору.

Она горько рассмеялась.

– Достаточно близко, чтобы быть лишь утехой в его постели, но, как оказалось, не более того. И теперь, скорее всего, я проживу остаток своей жизни в изгнании.

– Тут я ничем не могу помочь. Я просто говорю, не нужно себя жалеть. В Риме есть бесчисленное множество людей, как свободнорожденных, так и рабов и бывших рабов, которые прямо сейчас готовы были бы отдать почти все, чтобы поменяться с тобой местами.

Клавдия сложила руки вместе и поджала губы.
– Возможно, ты прав.

– Обычно я всегда прав.
– Катон улыбнулся ей.
– Мне говорили, что это самая раздражающая черта во мне.

– Я уверена, что это так и есть.
– Она впервые за все время улыбнулась ему в ответ.

Он начал отходить от бокового поручня.

– Я должен сообщить командиру твоего эскорта об изменении плана… С тобой все будет в порядке.

Он повернулся к тому месту, где дремал опцион германцев, с бурдюком на коленях.