Императорский всадник
Шрифт:
— Я приехал, чтобы овладеть военным искусством под началом прославленного полководца, — сказал я. — Конные забавы в Риме мне уже поднадоели.
— Знаешь, здесь тебя не ждут арабские скакуны и золотые финтифлюшки, — грубо отрезал Авл. — И тут нет теплых постелей и услужливых банщиков. Зато в здешних лесах ты вдоволь наслушаешься боевых воплей размалеванных голубой краской варваров. В этой стране римлянина ежедневно поджидают засады, вечный насморк, неизлечимый кашель и постоянная тоска по дому.
Но его мрачные предупреждения оказались просто цветочками по сравнению с тем, что мне на самом деле пришлось испытать за два года, проведенных в Британии. Авл Плавций продержал меня еще несколько
— Приглядывай за конем как следует, сынок, не то эти головорезы бритты тут же сопрут его. Сами-то они воюют на боевых колесницах, потому что их малорослые лошади не годятся для кавалерии. Политика Рима и военная стратегия требуют от нас союза с британскими племенами, поэтому мы тоже иногда разъезжаем на таких колесницах. Но не вздумай доверять хоть кому-нибудь из бриттов и никогда не поворачивайся к нему спиной. Помни, что они любым способом стремятся заполучить наших сильных, выносливых коней, чтобы создать собственную кавалерию. Своей победой в Британии Клавдий обязан слонам — ведь прежде ни один местный дикарь их и в глаза не видел. Эти гиганты растаптывали укрепления и приводили в ужас лошадей боевых колесниц. Однако вскоре бритты наловчились ослеплять слонов дротиками и забрасывать их горящими факелами; к тому же лопоухие плохо переносили здешний климат. Последний слон сдох от чахотки что-то около года назад. Я, пожалуй, отправлю тебя в легион Флавия Веспасиана, сынок. Он — мой самый надежный командир и верный легат. Правда, немного тугодум, но зато спокойный и осмотрительный. Происхождение его весьма скромное, в обращении он грубоват и простоват, но человек чести. В полководцы ему не выбиться, однако солдатскому делу ты у него обучишься, если и впрямь ты сюда за этим пожаловал.
Флавия Веспасиана я нашел на берегу разлившейся Антоны, где стоял тогда его легион, только что получивший приказание рыть укрепления. Флавий оказался человеком лет сорока, ладно скроенным, с широким лбом и добродушной складкой вокруг рта. Надо сказать, произвел он на меня более благоприятное впечатление, чем я ожидал, когда слушал пренебрежительную характеристику, данную ему Авлом Плавцием. Веспасиан с удовольствием шутил и первым смеялся над своими неудачами, которые, по правде говоря, другого могли бы заставить плакать и проклинать все на свете. Ближайшее его окружение, как мне показалось, относилось к нему уважительно, но не льстиво. Хитро посмотрев на меня, он воскликнул:
— Эге, наконец-то Фортуна улыбнулась и нам! Не зря же на подмогу мне из самого Рима примчался такой моложавый полководец! Уж он-то точно добудет себе и нам славу в британских топях и лесах! Просто глазам своим не верю! Ну-ка, признавайся, что привело тебя искать защиты под крылышком моего орла?.. Если, конечно, ты хочешь, чтобы мы лучше поняли друг друга.
Узнав же поподробнее о моей семье и связях в Риме, он, что-то прикинув, открыто заявил, что ему от моего присутствия ни холодно, ни жарко.
По природной доброте своей Флавий Веспасиан решил не сразу, а постепенно, шаг за шагом приучать меня к тяготам и лишениям солдатской жизни. Поначалу он стал брать меня с собой в инспекционные поездки по войскам, чтобы познакомить с местными условиями, да иногда диктовал свои рапорты Авлу Плавцию, так как сам был слишком ленив для писания деловых бумаг. Когда же он убедился, что мне известно, где у коня хвост, а где грива, и с какого боку носят меч, Веспасиан отправил меня к одному из фортификаторов
Наш отдаленный гарнизон не насчитывал даже полной манипулы. Часть легионеров ходила на охоту и заботилась о пропитании, другая валила деревья, а третья строила шанцы. Перед отъездом Веспасиан наказал мне строго следить за тем, чтобы люди тщательно ухаживали за оружием, а охрана была начеку и не бездельничала, ибо, как важно заявил мой командир, праздность на военной службе — это мать всех пороков и могила для дисциплины.
Уже через пару дней мне здорово надоело без толку бродить по лагерю, и я был сыт по горло незатейливыми шутками старых легионеров. Тогда я взял топор и отправился валить деревья. Когда солдаты заколачивали сваи, я вместе со всеми брался за канат копра и присоединялся к общему хору. По вечерам я иногда приглашал своих центурионов и фортификатора на чашу вина, которое втридорога продавал маркитант, но чаще я проводил время у лагерного костра, где ел с простыми легионерами их обжигающее незамысловатое варево. Я возмужал, огрубел, научился сквернословить и уже не обращал внимания, когда надо мной подтрунивали, спрашивая, давно ли у меня обсохло молоко на губах.
В нашем гарнизоне насчитывалось двадцать галльских кавалеристов. Увидев, что я не собираюсь соперничать с ним и командовать его людьми, их начальник как-то предложил мне поучаствовать в вылазке и захватить в плен моего первого бритта. Мы переправились через реку и поскакали к далеко отстоящему городку, жители которого пожаловались римлянам на набеги соседнего племени. Горожане попрятали свое оружие в хлевах и навозных кучах, но ветераны, сопровождавшие нас, были сноровистыми в таких делах и легко отыскали его. Отобрав оружие, они разграбили поселение, забрали все зерно и угнали часть скота. Мужчин, пытавшихся защитить свой скарб, легионеры безжалостно убивали, потому что, как пояснили мне, рабы из бриттов получаются никудышние. Женщин, не успевших укрыться в лесу, солдаты, весело гогоча, деловито и буднично насиловали.
Это бессмысленное и беспощадное разграбление напугало меня, но предводитель кавалеристов только смеялся и советовал мне не терять головы и держать меч наготове. Просьба поселян о защите городка не что иное, как обычная ловушка, уверял он, об этом говорит припрятанное оружие, найденное нами. И действительно: на рассвете размалеванные голубым бритты, громко крича, со всех сторон пошли на приступ селения.
Они надеялись застать нас врасплох, но мы ждали нападения и без труда отразили атаку легко вооруженных варваров, у которых не было таких, как у наших легионеров, тяжелых мечей и крепких щитов. Ветераны, которые вчера опустошили поселение и чьи злодеяния я решил вовек не прощать, вдруг заботливо сомкнулись вокруг меня и взяли под свою защиту.
Когда бритты пустились наутек, они бросили одного своего воина, раненного в колено. Он опирался на кожаный щит и, размахивая мечом, дико кричал. Ветераны принялись подталкивать меня в спину и, смеясь, подбадривать:
— Вот он, первый! Иди же, убей своего первого бритта, малыш!
Раненый бритт нанес мне слабеющей рукой удар, но я ловко уклонился от него и замахнулся сам; мечи наши с лязгом скрестились… И вот уже мой длинный кавалерийский меч с хрустом вошел в его горло, и бритт, хрипя и давясь кровавой пеной, упал навзничь. Я не выдержал и отвернулся; меня начало рвать. Устыдившись своей слабости, я вскочил в седло и присоединился к галлам, которые преследовали по лесу бегущего противника до тех пор, пока не раздались призывные звуки горна. Мы покинули поселение, готовые к отражению второй атаки, потому что наш центурион считал, что бритты еще не разбиты окончательно.
Диверсант. Дилогия
Фантастика:
альтернативная история
рейтинг книги
