ИМПЕРАТРИЦА ФИКЕ
Шрифт:
Анна Истара и вела Зою Палеолог к алтарю. Все кардиналы присутствовали при этой церемонии лично или через своих представителей.
Пламенный почитатель святой бедности, папа Сикст IV оказался весьма щедр в расходах на великое дело - овладение Москвой. До наших дней фрески церкви Святого Духа в Римме в умбрийской манере показывают «Королеву русских» Зою стоящею на коленях перед папой рядом с ее супругом - великим Московским князем Иваном. И фреска изображает, как папа вручает Зое полновесный кошелек - расходы эти были отнесены за счет фонда Крестовых походов для избавления христианских земель от неверных. Соответствующий чек за подписью кардиналов Каландрини и Анжело Копранико был передан для реализации флорентийским банкирам Лоренцо
Только одних лошадей под великолепный поезд «Королевы русских» Зои и епископа Антония потребовалось свыше сотни. С Зоей ехали восвояси послы московиты - неповоротливые а своих шубах, чванные, смущающиеся и в то же время дерзко заносчивые, когда дело касалось чести их страны. Ехали с нею византийские греки, испытанные политики, чтобы приложить свое искусство в Северном царстве, и среди них старый Димитрий, логофет [Канцлер государства]. Ехали итальянские мастера - денежники, строители, врачи, художники.
Всем поездом распоряжался в столь сложной обстановке московский посол Иван Фрязин. Пышному кортежу Зои через всю Европу предшествовало бреве [Циркулярное послание] всемогущего папы, адресованное ко всем властям городов по пути его следования:
«Наша возлюбленная во Христе дочь, - писал папа Сикст IV, - знатная матрона Зоя, дочь законного наследника Константинопольской империи Фомы Палеолога, - да будет славна его память!
– обрела свое убежище у ступеней Апостольского Престола, где и спаслась от нечистых рук турок, когда пал Константинополь, столица Востока, и опустошена была ее вотчина, Пелопонесс.
Мы приняли ее с любовью, как нашу дочь, мы осыпали ее почестями, мы возвысили ее перед другими. И теперь она направляется к своему супругу, с которым она обручена нашим попечением, к дорогому сыну нашему, великому государю Иоанну, великому князю Московскому, Новгородскому, Псковскому, Пермскому и других земель…
Мы, которые покоим в лоне нашего милосердия эту деву Зою столь славного рода, желаем, чтобы ее повсюду принимали и повсюду с ней обращались доброжелательно. И настоящим письмом увещеваем мы о Господе твое благородие во имя уважения, подобающего нам и нашему Престолу, принять ее с расположением и добротой по всем местам твоих государств, по которым она будет следовать. Это будет достойно всякой похвалы и нам доставит удовлетворение…»
Из Рима Зоя тронулась 24 июня 1472 года и прибыла 8 сентября в порт Любек. Это путешествие было сплошным триумфом папской политики, великолепным, щедрым, красочным, пышным… Все города Италии и Германии, через которые следовала Зоя, не жалели расходов. Еще бы! Зоя должна была выполнить великую миссию папы Римского - овладеть одна, без войска, целым государством, которое находилось где-то «дальше, чем Новгород», и положить это Северное государство к подножию папского престола так же, как послы московские слагали там свои соболя. Какой блеск! Какое великолепие! Зоя показывалась всюду перед народом с великою помпой, в парчовом плаще на белоснежных горностаях, в пурпуровом платье, в золотой диадиме с жемчугами и самоцветами. Всеобщее внимание привлекал огромный алмаз в ее перстне. «Она была очаровательна!» - восклицают, как один, все разноязычные историки. Самые знатные молодые люди всюду вели под уздцы ее коня, а дома, где она останавливалась, отмечались византийским гербом - золоченым двуглавым орлом с распростертыми крыльями, орлом обоих Римов.
С особым восторгом всюду встречали Зою ее земляки - изгнанники греки. Великие надежды она несла им! Греки неплохо уже устроились и в Италии, и во Франции, везде имели работу. Во Флоренции, за счёт банкира Медичи, была восстановлена
И изгнанники проливали слезы, простирали к ней руки, устилали дорогу ее коня своими плащами и цветами и, подымая взоры на царевну, видели огромные очи под черными бровями, полные молчаливого сияния… Может быть, она вернет им родину?..
При проезде города Виченцы Иван Фрязин в честь Зои устроил особо пышный карнавал. А когда перевалил Альпы, то в древнем Нюренбурге в честь ее состоялись конные состязания, и Зоя награждала победителей из молодых рыцарей, - раздавая им золотые перстни.
В порту Любека Зоя со свитой долго ожидала корабля и оттуда проследовала и высадилась уже в древней славянской Колывани - в Ревеле, где рыцари Тевтонского ордена в ее честь устроили тоже рыцарский турнир, и немецкие бароны на рослых блестящих конях, в латах, в белых, красных и черных страусовых перьях на шлемах, блистая мечами икопьями, сражались на арене, разукрашенной флагами, коврами и цветными материями.
Из Колывани царевна Зоя по реке Эмбаху проплыла на ладьях в Чудское озеро. Был холодный день 11 октября. Широкое озеро покрылось розовой зыбью под невысоким красноватым солнцем, деревья уже облетели, северные елки темно-зелеными вершинами царапали бледное небо. Немецкие ладьи пристали к песчаному берегу, под пронзительным ветром Зоя крепко дрожала в своем горностаевом плаще, а навстречу царевне с озера, осиянные бледным солнцем, под пестрыми парусами плыли шесть больших ушкуев [Ладей], и на них блестели иконы, хоругви, пестрели одежды властей вольного города Пскова. Под громкие приветствия, под церковные песнопения пристали с московским наместником, с посадником и тысяцким во главе, с вящими людьми ушкуи к берегу, бросили сходни. Представители Пскова сошли на берег и всей разноцветной толпой ударили в землю челом Зое - своей царице, плывущей из Царьграда. После смуглых, выразительных, энергичных лиц Греции и Италии, где лица молодых в локонах были женственно-безбороды, картинно-большеглазы, а старики похожи на остроглазых и остроклювых птиц, перед Зоей теперь толпой вставали румяные, широкие бородатые лица, под толстыми меховыми и войлочными шапками и шляпами царьградского и татарского вида над волосами, стриженными в кружок, в татарских кафтанах, прикрытых греческими епанчами, с цветным аграфом на правом плече, с озорством, любопытством и страхом в серых, уклончивых, но дерзких глазах.
Тут же толпилось духовенство в золотых ризах поверх овчинных и меховых шуб, блистали хоругви, иконы, горели фонари. Хор грянул греческое величание, из толпы встречавших выскочил черный монашек, быстро согнувшись, отбил три земных поклона и начал сыпать пышное греческое. приветствие. Но, надменно оттолкнув грека, выдвинулся вперед толстый посадник, держа на блюде хлеб-соль, прикрытые белой ширинкой, и, упав на колени, приветствовал свою владычицу из Царьграда.
Два дня плыли Чудским, а потом Псковским озером и наконец по синей реке Великой, установленной торговыми судами, поднялись к Пскову в его несокрушимых белых стенах с тридцатью семью высокими башнями.
В крестном ходе в сопровождении свиты и бесчисленного народа Зоя подымалась вверх по крутому въезду - побледневшая, строгая, величественная в пурпуре и горностаях. Ей чудилось, что она слышит не псковские, а царьградские колокола, что видит не свинцовые воды реки Великой в рамке осенних лесов и лугов, а синюю ширь Пропонтиды.
Ступая в гору по широким булыжникам въезда, ловя в холодном ветре вместе с горьковатым запахом осенних цветов и листьев запах аравийского ладана, слыша радостные голоса, вскрики толпы, Зоя охвачена была восторгом.