Императрица Орхидея
Шрифт:
— Ты сам человек ученый, — говорил император Цзэню. — Я наслышан, что ты предпочитаешь брать к себе на службу грамотных офицеров.
— Ваше Величество, — отвечал тот, — я считаю, что человек, знакомый с учением Конфуция, гораздо лучше понимает, что такое верность и справедливость.
— Я также слышал, что ты не нанимаешь к себе бывших солдат. Почему?
— Видите ли, на собственном опыте я убедился, что у профессиональных солдат, как правило, очень дурные привычки. Когда начинается сражение, их первая мысль — как спасти свою шкуру.
— А как же тебе удается находить достойных солдат?
— Я трачу деньги на то, чтобы рекрутировать крестьян из бедных и отдаленных горных районов. У этих людей более цельные и чистые сердца. А обучаю их я сам, и при этом стараюсь воспитать в них чувство братства.
— Говорят, что многие из них родом из Хунани.
— Да. Я сам оттуда родом. Так гораздо легче для них находить между собой общий язык, а заодно и со мной. Мы ведь говорим на одном диалекте. Получается что-то вроде одной большой семьи.
— А ты, разумеется, отец?
Цзэнь Гофань улыбнулся, одновременно польщенный и озадаченный.
Император Сянь Фэн покивал головой.
— Мне доложили, — сказал он, — что ты экипировал свою армию превосходным оружием, даже лучшим, чем императорская армия. Это правда?
Цзэнь Гофань поднялся с кресла и упал на колени.
— Это правда, — сказал он. — Но самое главное, что Ваше Величество не сомневается, что я тоже часть императорской армии. По-другому я себя не представляю. — Он склонился к полу и долго оставался в таком положении, подкрепляя такой позой свои слова.
— Встань, пожалуйста, — обратился к нему Сянь Фэн. — Давай я перефразирую свои слова, чтобы между нами не оставалось недоразумений. Я считаю, что императорская армия, особенно те дивизионы, которые находятся под руководством маньчжурских военачальников, превратились в сборище бесхребетных лентяев и кровососов. Они пьют кровь королевской династии и ничего не дают взамен. Именно поэтому я столько времени потратил на то, чтобы побольше узнать о тебе.
— Да, Ваше Величество. — Цзэнь Гофань поднялся с пола и снова сел на свое место. — Кроме того, я считаю, что не менее важно правильно экипировать солдатские умы.
— Что ты имеешь в виду?
— Крестьяне, перед тем как стать солдатами, совершенно не умеют воевать. Как и для большинства людей, вид крови им невыносим. И такое отношение нельзя изменить наказанием, но существуют и другие пути. Я не могу позволить своим людям привыкнуть к поражениям
— Понимаю. Я сам привык к поражениям — На губах императора заиграла саркастическая улыбка.
Ни я, ни Цзэнь Гофань так и не поняли, шутит ли Его Величество или обнаруживает свои истинные чувства. Палочки, не достигнув рта, так и замерли в руках у генерала.
— Я несу бремя стыда, которое для меня невыносимо, — продолжал Его Величество как бы в пояснение своих предыдущих слов. — Разница с твоими солдатами лишь в том, что я не могу дезертировать.
Печаль Его Величества произвела на генерала
— Клянусь моей жизнью, Ваше Величество, — взволнованно заговорил он, — что верну вам вашу честь. Моя армия готова умереть за династию Цин.
Император Сянь Фэн встал с кресла и помог генералу подняться с пола.
— Как велики силы под твоим командованием?
— У меня тринадцать дивизионов сухопутных сил и тринадцать морских. Плюс местные храбрецы. В каждом дивизионе по пятьсот человек.
Присутствуя на таких аудиенциях, как эта, я постепенно поняла, о чем мечтает Его Величество. Совместная работа сделала нас настоящими друзьями, а также любовниками и кое-чем еще. Поток плохих государственных новостей не иссякал, но Сянь Фэн стал гораздо спокойнее и поэтому мог достойно смотреть в лицо невзгодам. Депрессия его тоже не ушла, однако перепады настроения перестали быть столь резкими. В этот период, — к сожалению, короткий, — он чувствовал себя достаточно хорошо, Когда события нас разлучили, я по нему очень тосковала.
13
— Слышу многообещающие удары, — раздался из-за занавески голос доктора Сан Баотяня. — Они указывают мне на то, что у вас шемаи.
— Что такое шемаи? — нервно спросила я.
Между мной и доктором висела занавеска Я лежала на постели и не могла видеть его лица, только его тень, образуемую на занавеске свечой. Его рука просунулась за занавеску и взяла меня за запястье, слегка надавливая. Очень красивая и нежная рука с удивительно длинными пальцами. От нее пахло какими-то лекарственными травами. В Запретном городе никто, кроме императора, не смел открыто смотреть на женщин, и поэтому императорский доктор ставил диагноз по пульсу.
Мне казалось странным, что доктор может обследовать больного, не видя его собственными глазами, однако в Китае в течение многих тысячелетий все телесные болезни диагностировались исключительно по пульсу. Сан Баотянь считался лучшим врачом в стране. Он происходил из китайской семьи, в которой в течение пяти поколений все были врачами. Именно он обнаружил в кишках великой императрицы Цзинь камень величиной с персиковую косточку. Императрицу мучили нестерпимые боли, и она не поверила доктору относительно камня, однако согласилась все же попить выписанные им травяные настои. Через три месяца служанка обнаружила в экскрементах Ее Величества тот самый камень.
Голос доктора Сан Баотяня был очень тихим и ласковым.
— Ше означает счастье, а маи — пульс. Шемаи — это счастливый пульс. Леди Ехонала, вы беременны.
Мой ум еще не успел воспринять сказанное доктором, а он уже убрал руку.
— Что-что?
Я села и импульсивно попыталась отдернуть занавеску, но, к счастью, Ань Дэхай ее крепко зашпилил. Я не была уверена, что действительно слышала слово «беременна». По утрам меня мучили приступы тошноты, но все равно разговор о беременности застиг меня врасплох.