Императрица семи холмов
Шрифт:
– Нет, просто любитель искусства, – ответил Адриан с напускной скромностью, показавшейся Сабине подозрительной. – Я лишь делаю наброски и архитектурные чертежи. Те же самые принципы можно увидеть и в греческой архитектуре. Взять, к примеру, кариатид, что поддерживают крышу Эрехтейона! Они ведь не просто служат колоннами. Если присмотреться, одна нога у них согнута в колене, как будто они вот-вот сойдут со своих пьедесталов.
Теперь Адриан говорил с жаром, размахивая руками.
– В один прекрасный день я построю собственную виллу, – заявил он Сабине. – Это будет идеальное сочетание греческой и римской
– Слушая тебя, можно подумать, что греки были лучшими во всем, – пошутила Сабина, однако Адриан так увлекся, что не заметил шутливых ноток в ее голосе.
– Не во всем, – решительно возразил Адриан. – У нас, например, лучшее государственное устройство, лучшие инженеры, почти идеальная система организации общества. Но что касается культуры, искусства – то да. Пальма первенства здесь, бесспорно, принадлежит Греции. Архитектура, философия, театр. Что мы можем противопоставить тем же Софоклу или Эврипиду? Только не наши унылые пантомимы! Что же касается литературы…
– Цицерона, – возразила Сабина. – Вергилия, Марциала.
– Их заслуги преувеличены, – фыркнул Адриан.
– Только не Вергилия, – не желала сдаваться Сабина. – Предвижу войны, смерть и реки крови, бурлящий кровавой пеной Тибр.
– Ходульно и напыщенно, – с раздражением заявил Адриан. – Если хочешь узнать о подвигах Энея, советую тебе почитать «Анналы» Энния. Добротная римская проза.
– Нет, лучше я останусь поклонницей Вергилия. А что ты скажешь про Катона.
– Что ж, Катон неплох. Кстати, у него есть книжица об ораторском искусстве, в основу которой легли положения греческой риторики.
– Я ее читала.
– Ты? Удивительно? А «Начала»?
Конец их увлеченной дискуссии положил голос дяди Париса.
– Кыш отсюда, вы двое! – бросил им, даже не отрывая глаз от резца. – Хватит отвлекать меня от дела!
Только тогда до Сабины дошло, что они с Адрианом разговаривали громко, с жаром, в полный голос, причем проговорили уже целый час. Она торопливо завернула в ткань фигурку Атланта.
– Все, мы уходим, дядя Парис.
– Я хотел заказать бюст Траяна, – вспомнил Адриан. – В образе Александра.
– Фу, какая скукотища, – бросил дядя Парис и захлопнул за ними дверь.
– Не обращай на него внимания, – сказала Сабина, когда они вышли на улицу. Носильщики ее паланкина времени зря не теряли: в ее отсутствие они без стеснения заигрывали с хорошенькими молодыми рабынями, торопившимися на рынок. – Дядя Парис творит для души, а не ради денег. Придумай что-нибудь интересное, и тогда он выполнит твой заказ.
– Истинный скульптор, – произнес Адриан, приглаживая короткую бородку. – Как я завидую таким людям. Талант – это тяжкая ноша, но если он достался тому, кто его достоин, он наполняет жизнь такого счастливца светом. Талант – это судьба.
– Я всегда так думала, – сказала Сабина. – Но ты это выразил лучше меня. А каков твой талант?
– Я
– В таком случае ты должен понять, в чем состоит твоя судьба, – с пылом произнесла Сабина. – Обычно люди это знают.
– Я уже знаю, в чем она, – спокойно ответил Адриан. Сабина с интересом посмотрела на него. Но нет, он лишь поднял руку, подзывая свои носилки. – Боюсь, Вибия Сабина, я вынужден тебя оставить. Я бы с удовольствием проводил тебя домой, но сегодня я обедаю с сестрой и ее мужем Сервианом.
– Луцием Юлием Урсом Сервианом? – уточнила Сабина. – Я его знаю.
– Говорят, это самый достойный муж во всем Риме, – ответил Адриан.
– Мне он тоже не нравится.
Адриан рассмеялся и поднес к губам ее руку.
– Какая ты, однако, забавная, – сказал он. Сабина же отметила про себя, что скука в его глазах исчезла, уступив место задорному огню.
Скажу честно, я порядком перетрусил, когда мне было велено прийти в дом сенатора Норбана.
– Проклятье, – воскликнул я, получив учтивое приглашение, которое мне протянул не столь учтивый раб. Но я все равно пошел. Когда какой-нибудь римский сенатор щелкает пальцами, безработные бывшие рабы вроде меня подскакивают как лягушки, устремляясь к нему.
– Смотрю, ты неплохо устроился, – сказал Марк Норбан, разглядывая серебряную цепь у меня на шее. Он принял меня, сидя за столом в своем кабинете. Кстати, здесь ничего не изменилось – все тот же заваленный свитками и табличками стол, все тот же веселый беспорядок, все те же длинные полки с книгами и документами. – Нашел себе работу?
– Так, по мелочам, – уклончиво ответил я.
– Знаю-знаю, что за мелочи можно найти в той части города, – заметил сенатор. – Явно не те, о которых мечтали бы твои родители.
От его слов у меня зачесалось между лопаток, и я с трудом удержался, чтобы не подергать плечами. Так делают лишь те, за кем есть вина.
– Сабина сказала мне, что несколько недель назад ты угодил в Большом Цирке в небольшую переделку.
Проклятье, мне следовало предвидеть, что эта девчонка обязательно проболтается.
– Так, мелочовка, – солгал я. – Ничего страшного.
– По ее словам ты дал отпор двоим пьяным громилам.
– Она преувеличивает.
– Неужели?
Он задумчиво посмотрел на меня, буравя глазами. У меня возникло чувство, будто он видит меня насквозь, читает у меня в голове все мои мысли. Нет, так умеет смотреть не он один, но награду я дал бы только ему. Он знал все – и про пьяных головорезов, и про то, что я целовал его дочь, знал даже то, что я был не прочь сделать с его дочерью, будь у меня побольше времени и подходящее для этого место. Разрази тебя Юпитер, Верцингеторикс, тупая твоя башка, мысленно одернул я себя, нашел, где думать о таких вещах! Я поспешил отвести взгляд, впившись глазами в мраморный бюст, что виднелся за спиной сенатора, не то какого-то императора, не то философа. Мне очень хотелось надеяться, что физиономия моя не залилась при этом стыдливым румянцем. Потому что опять-таки краснеют лишь те, за кем есть вина.