Императрица семи холмов
Шрифт:
Надо сказать, что по сенаторской дочке скучал не я один. Не проходило и дня, чтобы на пороге дома не появлялся очередной воздыхатель в тоге. Будь он стар или молод, стоило мне сказать, что Сабины дома нет и в ближайшее время ее не стоит ждать, как этот несчастный сокрушенно вздыхал и понуро плелся прочь.
– Что в ней такого, что все по ней будто с ума посходили? – поинтересовался я у юного патриция в новенькой тоге, который вырос на пороге дома с букетом лилий в руках. – Можно подумать, в Риме нет других сенаторских дочек. Причем и покрасивее, и побогаче ее.
– Зато у них нет ее связей, –
С этими словами он положил свой цветочный веник из лилий на ближайший стол. Я внимательно пригляделся к нему: тощий как жердь, а вот лицо приятное и совсем неглупое. Когда я открыл ему дверь, он представился, назвав какое-то длиннющее патрицианское имя, которое тотчас же вылетело у меня из головы. Но самое первое я запомнил: Тит.
– Ты еще слишком молод. Зачем тебе жена? – не удержался я от вопроса.
– Это не моя идея. Просто мой дед слишком стар и боится, что не доживет до моей женитьбы, – ответил Тит или как его там. – Он сказал, что у меня есть шанс. Дело в том, что мой дед и ее отец старые друзья, и он уже несколько раз намекал, что неплохо бы укрепить дружеские узы семейными.
– Бесполезно. Даже не надейся, – сказал я. – Мужа себе она выберет сама.
– В таком случае надеяться мне не на что. – Он кивком указал на свою тощую фигуру. – Кому я такой худой нужен?
– Я бы не стал зарекаться. Приходи, когда она вернется в Рим.
– Обязательно приду. Даже если у меня никаких шансов, попрактиковаться в искусстве ухаживания не помешает. Как сказал Публий Сир, «еще ни один трус не достигал вершин».
С этими словами он взял со стола принесенный им букет и сунул его мне.
– Отдай это своей девушке.
– В следующий раз приходи с фиалками, – ответил я. – Госпожа не любит лилий.
Скажу честно, мне он понравился, это Тит-как-его-там. Знай я тогда, сколько еще встреч с ним подарит мне судьбы, сколько раз мы будем спасать друг друга от беды, я бы удостоил его большего внимания. Все остальные ухажеры Сабины высокомерно смотрели на меня сверху вниз. Помню, как к ней пожаловал этот червяк, трибун Адриан, какое недовольное лицо он сделал, когда я сказал ему, что предмета его вздохов в доме нет и вернется этот предмет нескоро.
– И когда именно вернется госпожа Сабина? – снизошел он до вопроса.
– Понятия не имею, – ответил я, засунув за поясной ремень большие пальцы. – Лично мне она этого не сообщила.
– Понятно. – В глазах Адриана вспыхнул холодный блеск. Он явно узнал меня. – Ты тот самый тип, кто был с ней на скачках. Ты был груб со мной.
– Уж какой есть, – ответил я с вызывающей улыбкой.
Адриан высокомерно смерил меня глазами с головы до ног.
– Тебя не помешало бы выпороть, – сказал он. – Когда-нибудь я сделаю это сам.
– Это как же? – поинтересовался я.
– Не волнуйся, повод найдется, – ответил он и, колыхнув полами пурпурной тоги, зашагал
Через неделю меня ждала стычка иного рода. На следующее утром после моего дня рождения, – мне стукнуло девятнадцать лет, – я по своей глупости решил отпраздновать это событие тем, что отправился в Колизей посмотреть гладиаторские бои. Не скажу, что меня так уж тянуло туда – я точно знал, что ничего хорошего там не увижу. Но два других стражника посмеивались надо мной за то, что я пропустил игры в честь богини Весты, и я пошел. Я смотрел, как гладиаторы с копьями умирают от когтей леопардов, как леопарды умирают от гладиаторских копий, и к середине дня, когда на арену пролились уже целые реки крови, я успел напиться пьян.
– Да разве это игры? Не то что раньше, – громко отрыгнув, заявил я, глядя, как на арену вывели закованных в цепи беглых рабов, которым должны были отрубить головы. – Никаких тебе строгих правил, главное, чтобы кровь лилась рекой.
– Откуда ты знаешь? – спросил у меня мой товарищ-стражник.
– Потому что я там бился сам, вот откуда, – ответил я, указывая кружкой на окровавленный песок. Там один из рабов пытался сопротивляться, отказываясь становиться на колени. – Я Юный Варвар! – похвастался я, проливая пиво.
– Кто?
– Юный Варвар, – повторил я, возмущенный его неведением. – Самый юный гладиатор Колизея. Я бы сказал, слишком юный для этой арены.
Нет, на ней умирали дети и помладше меня, вероотступники или беглые рабы, но у них в отличие от меня не было в руках меча, чтобы себя защитить. Вот и сейчас на арене к родителям испуганно жались дети, с ужасом ожидая своей очереди. Я не выдержал и отвел глаза.
– Можно подумать, ты помнишь, кто такой Юный Варвар, – продолжали насмехаться надо мной мои спутники. – Да ты у нас мастер сочинять истории. Да ты сам посмотри, какой из тебя гладиатор!
Я врезал ему кружкой. Он врезал мне в ответ. Дело закончилось всеобщей потасовкой в нашей части трибун, что было мне только на руку, и я под шумок – вернее, шум и гам – незаметно ускользнул. И хотя по этой причине я пропустил главные бои, я не слишком жалел об этом. Я, шатаясь, побрел прочь – под глазом фонарь, одно ухо разбито всмятку. Меня вырвало прямо в канаву, раз, другой, а тем временем за моей спиной Колизей взревел тысячами глоток, и я знал, что это на арене в смертном поединке сошлись гладиаторы.
«Несчастные болваны», – подумал я. А в следующий миг ноги мои подкосились, и я сел прямо на мостовую, понуро свесив между колен голову.
– Эй, нечего здесь сидеть! – крикнула мне какая-то женщина, поправляя на руке корзину.
– Я Юный Варвар! – огрызнулся я. – Не подходи ко мне близко!
– Да и так вижу, что ты варвар, – презрительно бросила она и пошла прочь.
В углублении в мостовой, где отсутствовал камень, собралась вода, и я сидел, шлепая по этой лужице ногой. Вскоре со стороны Колизея снова донесся восторженный рев, и я подумал, а не податься ли мне опять в гладиаторы. По крайней мере мне не придется отдать арене четверть века. Жизнь большинства гладиаторов коротка: год-другой, и все. Зато какая простая она, эта жизнь. Никаких тебе трудностей. Главное, усвоить правило: сражайся или умри.