Имперец. Том 1 и Том 2
Шрифт:
Нарышкину начало казаться, что потолок опускается ему на голову, а то и не потолок может, а крышка гроба. Боярин знал, что любимая, хоть и не последняя, стихия государя — огонь. А от пламени до миражей было рукой подать, если владеешь стихией в совершенстве. Так что Виктор Сергеевич потел, бледнел, но изо всех сил старался сохранять дыхание, потому как знал — государь гневается, но пока еще не убивает.
По крайней мере, сам император убивать точно не будет.
— Может, его уже и на царство венчали, пока меня не было? — совсем тихо прошелестел голос императора, и боярин
А едва Виктор Сергеевич плюхнулся пятой точкой на пушистый персидский ковер, как магическое воздействие исчезло. Дмитрий Алексеевич посмотрел на сидящего на полу боярина тяжелым, неласковым взглядом и после мучительно долгой паузы проговорил.
— У тебя один шанс объясниться, Витя, — объявил свою волю император. — Дерзай.
Нарышкин с некоторым трудом заполз обратно в кресло, шелковым декоративным платком промокнул лоб и, глубоко вздохнув, начал отчитываться:
— Цесаревич со своим товарищем, простолюдином Мирным, отправились в кальянную, принадлежащую Шульгиным, — начал рассказ боярин. — Сопровождение следовало по протоколу, из вида наследника не теряло. Однако на выходе у группы сопровождения возникла потасовка с посетителями. Подставными, очевидно. Цесаревич с Мирным в это время покинули кальянную. На записях камер видно, что Иван Дмитриевич подталкивает простолюдина к выходу, не позволяя тому принять участие в потасовке. Уже на улице, пока молодые люди мялись у входа, была произведена попытка покушения на цесаревича.
— Попытка покушения? — раздраженно переспросил Дмитрий Алексеевич. — Витя, я тебе сказал, что у тебя один шанс объясниться, а не запудрить мне мозги. Четко, мать твою, по существу, засунув все свои канцеляриты обратно, откуда они вылезли.
Нарышкин облизал пересохшие губы:
— В цесаревича стреляли, простолюдин его буквально выдернул из-под пули, — произнес Виктор Сергеевич. — Наши баллистики потом посмотрели следы в стенах дома, грамотно парень увел цесаревича из-под огня. Только вот на это событие наложилось еще одно.
— Я весь внимание, — процедил император.
— Долгоруков-младший нанял людей, чтобы поквитаться с простолюдином Мирным.
— И подъехали они, надо полагать, в самое не вовремя, — протянул Дмитрий Алексеевич.
Нарышкин кивнул и продолжил:
— Завязалась потасовка. Молодые люди отбились, но артефакт цесаревича оказался поврежден, а сам Иван Дмитриевич, кхм, без сознания. Но на поддержку приехали ребята, вызванные группой сопровождения, так что единственный, кто увидел наследника без личины из не допущенных к государственной тайне — простолюдин Мирный.
— И что с ним сделали твои бравые бойцы? — уточнил император. — В Лубянку засунули, небось?
Боярин нервно дернул щекой вместо ответа.
— Ладно, понимаю, — произнес государь. — А когда вытащили оттуда, что дальше было?
— Его Высочество пообщался с молодым человеком. После чего они оба вернулись в университет.
— И что молодой человек попросил за свой неоценимый вклад в сохранение моей династии? — прищурился государь. — Только не надо кокетничать и говорить, что ничего не знаешь. Ты не красна девица
— Он ничего не попросил, государь, — ответил Нарышкин.
Император немного растерянно помолчал.
— Как «ничего»? Совсем «ничего»? — переспросил Дмитрий Алексеевич.
Боярин лишь развел руками.
— А ему хоть предлагали? — с сомнением уточнил государь.
— Насколько я знаю — да, — кивнул Виктор Сергеевич. — Цесаревич лично предложил выбрать награду. Молодой человек отказался.
— Ой дура-а-ак… — протянул император, прикрыв глаза. — Ой дура-а-ак…
Нарышкин, в принципе, тоже считал, что Мирный не особенно умный в делах политических, но благоразумно промолчал. И правильно сделал, потому что, как оказалось, Его Величество говорил не о простолюдине.
— Витя, да ты хоть представляешь, что будет, если эта история всплывет? Какими шикарными прозвищами нарекут следующего императора? «Скупой» и «Неблагодарный» будут самыми милыми словечками в списке, — заговорил Дмитрий Алексеевич.
Государь Российской империи тяжело вздохнул и откинулся в кресле, задумчиво барабаня по столешнице. Молчание затягивалось, тишина начинала давить, и Нарышкин уже подумал, что пронесло, когда император задал самый главный вопрос:
— А кто стрелял-то, Витя?
Боярин раздраженно дернул щекой:
— Хороший снайпер работал, государь. Дорогой, военный. Такого себе мало кто может позволить, — ответил Нарышкин, после чего добавил уже тише: — Если ты понимаешь, о чем я говорю, государь.
— Понимаю, — протянул император, рассматривая узор на стене за спиной Нарышкина, — от чего ж не понять.
А затем Его Величество перевел тяжелый взгляд на боярина и произнес:
— Понимания мало. Нужно доказать, Витя. Сможешь доказать — дам тебе княжеский титул. А не сможешь… — государь сделал паузу. — Ну, ты и сам все знаешь, что я тебе буду рассказывать.
Нарышкин нервно сглотнул, думая о том, что с одной стороны вроде бы пронесло. А с другой стороны все стало еще хуже.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
Состояние беспамятства — не самый мой любимый вид отдыха, прямо скажем. Даже сны я предпочитаю без сновидений, потому что частенько в мою милую ламповую новую жизнь прорывались не слишком приятные истории из прошлой.
Мне виделось, что я снова лежал в полевом госпитале, и нас бомбят. А датчик рядом с моей койкой пищит противно-противно, и хочется швырнуть его об пол к чертовой матери, но руки не поднимаются.
Пищит и пищит.
Пищит и пищит.
Пищит и…
В нос ударил резкий запах больницы. Не такой, как в полевом госпитале, и не такой, как в госпиталях столичных.
Другой. Как будто бы свежее.
И ткань кровати ощущается намного чище. И даже не просто чище, а словно нежнее. Не грубый дешевый хлопок, а прям гостиничный вариант.
Но датчик все равно пищит, сука. Сейчас точно разобью.
Я с трудом разлепил глаза и, наверное, целую минуту пялился в пространство, пытаясь осознать, кто я и где, собственно, нахожусь.