Империализм от Ленина до Путина
Шрифт:
Современный Китай – тоже наследник Великой революции. По своему значению она является второй после Октябрьской революции 1917 года в новейшее время, и именно она на этапе Великой Пролетарской Культурной Революции сломала все общественные отношения старого Китая, как бы расчистив место для современного развития. Маркс называл революции «локомотивами истории». И для Китая это вдвойне верно. Чтобы убедиться в том, что это действительно так, достаточно взглянуть на соседнюю Индию, которая свою культурную революцию так и не доделала.
Интерес к китайской революции, Мао Цзэдуну и его идеям повышается не только как к исторической диковинке. К маоистскому периоду, и особенно к Культурной революции, вообще сложно относиться отвлеченно как к «истории». Настолько ее политические идеи затрагивают интересы
Вот, например, мнение одного из серьезных исследователей Китая Чэнь Сяонуна, главного редактора журнала «Дандай чжунго яньцзю» («Исследования современного Китая»), США: «Ее [Культурной революции] наследием стало вовлечение широких масс в социальное движение… Сама по себе «культурная революция» неповторима, но такой путь мобилизации народа на борьбу против правящей элиты может воспроизвестись в будущем. Когда коррупция истощит финансовые ресурсы, легитимность коммунистического режима, элита может столкнуться с тем, что ее главным врагом среди поднимающегося народа будут Мао Цзэдун и его флаг «Да здравствует восстание»».
И это справедливо, конечно, не только по отношению к Китаю. Подчеркнутый эгалитаризм и антибюрократизм Мао Цзэдуна и его соратников до сих пор пугают одних и воодушевляет других.
«Маленького человека» устоявшегося иерархически организованного капиталистического общества не могут не поражать грандиозные события Культурной революции.
Время, когда, например, Генеральный секретарь ЦК компартии Китая Дэн Сяопин, любитель карточной игры в бридж и других буржуазных излишеств, отправился на тракторный завод проходить трудовое перевоспитание, не может не поражать (опять же, одних – приятно, других – нет). Переродившегося чиновника уровня министра, который, поедая деликатесы в правительственном буфете, уже думал, как бы конвертировать политический капитал в денежный, революционные массы могли спокойно выволочь на улицу, надеть на голову колпак, заставить каяться в контрреволюционных устремлениях, а потом отправить в сельские районы трудится в поле и изучать марксизм-ленинизм среди простых крестьян.
Кто-то, приучившись не получать зарплату в течение нескольких месяцев и радоваться любой подачке «хозяина», себе такого даже и представить не может. Кто-то боится, что пример окажется заразительным. Наверное, поэтому великая история великой революции оборачивается пугалками и небылицами, рассчитанными как будто на детей младшего школьного возраста, но с серьезным видом повторяемыми серьезными на вид людьми.
Но не следует судить Культурную революцию только по ее результату (фактически: расчистка пространства для буржуазного развития от феодального хлама) или даже по ее «самосознанию». Культурная революция по-новому поставила многие вопросы социалистической теории, такие как соотношение партии и класса, роль бюрократии и борьба против бюрократизма при социализме, проблема воспитания нового человека. Культурная революция поставила эти вопросы практически, в ходе борьбы, ее лидеры не были высокообразованными марксистами и часто не могли до конца осмыслить собственные революционные практические шаги.
Фактически Культурная революция вынуждена была ставить вопросы ликвидации классов и разделения труда в условиях одной из самых отсталых и густонаселенных стран мира. Задачи, которые назрели в масштабах всего социалистического лагеря, нашли материальную силу и субъективную классовую волю лишь в одной из социалистических стран. Остальные застыли на полпути, превратив частную собственность в государственную, но не сделав второго шага из мира разделения труда к «обобществившемуся человечеству»…
Мао и борьба с бюрократией
Борьба с бюрократизацией партии и государства была для Мао Цзэдуна центральным вопросом политической борьбы в 1960–1970-е гг. Для Мао было очевидно, что СССР пошел по пути бюрократического перерождения, ведущему, в конечном счете, к реставрации капитализма. Тем не менее, свою борьбу с бюрократией проиграл и Мао. В ходе Культурной революции он вынужден был пойти с бюрократией на компромисс, отказавшись
Китайская революция является продолжением Октябрьской революции. Вернее, она является одним из этапов эпохи социалистических революций ХХ века, определявшихся двумя фактами: победой социалистической революции в России и поражением социалистической революции в Германии. В начале ХХ века экономические и политические предпосылки социализма созрели не в одной стране, а в разных точках. Германия в 1918 году представляла собой страну образцовой капиталистической экономики, полностью готовую для социализма. Сталин писал по этому поводу, обращаясь к немецким коммунистам: «Грядущая революция в Германии является важным мировым событием наших дней. Победа революции в Германии будет иметь для пролетариата Европы и Америки более существенное значение, чем победа русской революции шесть лет назад. Победа германского пролетариата несомненно переместит центр мировой революции из Москвы в Берлин» [73] .
73
И. Сталин. Сочинения, т. 17, с. 179.
Напротив, Россия с точки зрения экономического развития к социализму готова не была. С другой стороны, политически именно в России сложились условия для пролетарской революции.
Сила Октябрьской революции – подкрепление противоречий труда и капитала нерешенными противоречиями докапиталистических способов производства (помещичье хозяйство, военно-бюрократическая машина царизма, зависимость от иностранного капитала, отсталость и т. п.), благодаря которому Россия стала «слабым звеном» в цепи империализма, – заключает в себе ее же слабость. После взятия власти пролетариату пришлось решать по большей части несоциалистические задачи: индустриализация, внедрение крупного производства на селе, борьба с фашизмом. Решение несоциалистических задач (хотя бы и социалистическими методами) наложило отпечаток на всю систему общественных отношений строящегося социализма, видоизменяя их, и в конечном счете способствуя капиталистической реставрации.
Трудности изолированного развития социализма таят в себе соблазн фаталистически заявить, что строить социализм в одной стране или группе стран невозможно совсем, что такой социализм обречен. На самом деле, исторический шанс прыжка в коммунизм, предоставленный историей в ХХ веке ряду обществ, предполагал значительное число вариантов развития, определявшихся реальной борьбой реальных социальных сил. Ретроспективно говорить о заранее предопределенном исходе этой борьбы, опираясь только на факты, подтверждающие данную концепцию, значит полностью порвать с материалистическим пониманием истории и скатиться к историческому фатализму.
В СССР к концу 1930-х гг. была успешно решена задача построения социализма. Буржуазия была экспроприирована, и основные средства производства стали государственной собственностью в руках пролетарской диктатуры. Была решена и более сложная задача – миллионы мелких собственников – крестьян – были объединены в крупные коллективные сельские хозяйства.
Однако досталось это дорогой ценой. Кроме тяжелых процессов индустриализации и коллективизации, создание материальной базы социализма в СССР потребовало предоставления определенных привилегий слою специалистов, необходимых для развития науки, техники, обороны, управления и т. д. Встала задача подготовки кадров – интеллигенции, которая могла бы освоить передовую технику. Для того чтобы быстро, в экстренные сроки такую интеллигенцию вырастить, приходилось вводить и некоторое неравенство. Необходимо было создать лучшие условия для жизни «бюрократии». Конечно, это было воспроизведением неравенства, несправедливости (она не идет в сравнение с неравенством и несправедливостью капитализма, но все же), но мерой это было вынужденной. Внедрить новую технику, развить производительные силы (без чего бюрократию не уничтожить) невозможно было без бюрократии – такова диалектика.