Империя для русских
Шрифт:
Архитекторы в середине XIX тоже уже обратились не только к национальной, но и православной традиции. В середине XIX в. живописцы изображали монахов либо пьяными, либо дерущимися друг с другом в трапезной, а в конце XIX в. для Михаила Нестерова монашеский подвиг – основная тема творчества.
Есть много оснований полагать, что к началу XX в. русская культура обладала потенциалом Возрождения. После работ академика Конрада Возрождение воспринимается как универсальная историко-культурная категория, как форма культурного подъема через обращение к классической древности.
Конечно, для каждого Возрождения в каждую эпоху в каждой стране существует своя
Русская культура переживала Возрождение в стилистических формах модерна. Особенность русского Возрождения в том, что избранных периодов классической древности было несколько: античность, Древний Египет, западноевропейское Средневековье, но доминировало, конечно, отечественное наследие (прежде всего, русское Высокое Средневековье XIV–XV вв.).
Анализ эволюции русской поэзии от символизма к акмеизму, русской архитектуры от историзма к модерну, русской живописи от плакатно-политического передвижничества к тому же модерну Нестерова, Билибина, Кустодиева, художников «Мира искусства» показывает, что тенденции деструкции уступают место тенденциям созидания.
Примерно то же самое происходит в обществе. В конце XIX в. общество еще сочувствовало революционерам и дружно оплакивало их, если они плохо кончали свой жизненный путь. В 1910-е годы общество от революционеров отвернулось. Сборник «Вехи» 1909 г. вызвал бурю негодования в интеллигентских кругах, но возражали, критиковали, бесновались представители старшего поколения, а молодежь «Вехами» зачитывалась. Очень вскоре повзрослевшие гимназисты и студенты, прочитавшие «Вехи», были бы навсегда потеряны для революции, для деструкции, для надлома.
Давно уже отмечено, что, если бы столыпинская реформа завершилась (предположительно она должна была окончиться в 1926 г.), для революции навсегда были бы потеряны крестьяне.
Все это позволяет предполагать, что Россия в начале XX в. обладала нереализованным потенциалом культурного Возрождения, а русские обладали потенциалом выхода из фазы надлома. Если наша гипотеза верна, то надлом у русских был очень кратким (примерно столетним), зато чрезвычайно продолжительна самая тяжелая переходная фаза выхода из надлома в инерцию. Кроме того, мы осмеливаемся полагать, что совокупность этносов России в некотором смысле вовремя прошла через революцию.
Французы свою революцию прошли после окончания надлома самым неудачным образом – в фазе инерции. В результате они романтизировали и героизировали революцию, до сих пор сохраняют бандитское песнопение в качестве национального гимна, а революционные цвета сделали национальным знаменем.
За это они расплатились на протяжении почти полутора веков тремя революциями, директорией, двумя империями, двумя реставрированными монархиями, пятью республиками, генералом Буланже, вполне реальной гражданской диктатурой Леона Гамбетты, попыткой фашистского переворота. Короче, французов полтораста лет трясло, и только великий француз генерал де Голль в конце инерции дал Франции стабильность.
Англичане прошли свою революцию более чем на сто лет раньше – в фазе надлома. В фазе инерции они (ровесники французов) не только не сохранили революционной романтики, героики и истерии, но сделали революцию для себя неприличной. Английский традиционализм – это традиционность, но также отрицание всякой и всяческой революции. Если и есть культурная категория
И русские, в тяжелых условиях, при серьезном противодействии многих соседей выходя сейчас из надлома, могли бы точно так же сделать неприличной свою революцию. Тогда нас может ждать по-своему переживаемая некая викторианская эпоха и будущая благоденствующая Россия. На это не жалко ни трудов, ни средств. Любых средств.
Антисистема
Антисистема – категория новая в гуманитарном знании. Понятие антисистемы предложил Лев Гумилев. Он уделил много внимания этому историческому явлению. Ему посвящена заключительная глава основного трактата Гумилева «Этногенез и биосфера Земли», значительная часть главы «Этногенез и культурогенез» работы «География этноса в исторический период».
В своих работах по русской истории Гумилев тоже обращал внимание на антисистемные явления. По сути дела, антисистема принадлежит не этнологии, а культурологии, истории культуры. Но Гумилева это заинтересовало, он подробно и убедительно описал, хотя и не определил, эти структуры, разрушительные для этноса. Ибо антисистемы – структуры, способствующие сокращению жизни этноса, а, следовательно, разрушительные для общества и могут рассматриваться в обеих областях исторического знания.
Нам представляется важным внесение категории «антисистема» в область политической истории, социологии, политологии. Возможно, это важная категория и для ряда областей географической науки.
Весьма интересно – и к этому мы еще вернемся, – что Гумилев не дал дефиниции антисистем. Но называл их и призраками систем, и системами, стремящимися сменить мироощущение на обратное, сменить знак стереотипа поведения данного этноса или его части, субэтноса, социальной страты. Лев Гумилев убедительно отмечает ряд характеристических черт антисистем. Антисистемы отличаются негативным мировосприятием и, как следствие этого, стремятся к разрушению мироздания. Таким образом, пафос антисистемы – самоубийство.
Антисистемы или большинство их рождаются в зонах контакта великих культур, из чего можно сделать вывод, что большинство антисистем синкретичны. Несколько более смелый и, быть может, преждевременный вывод: все синкретические конструкции – религиозные, социальные, философские – суть антисистемы или ведут к образованию антисистемы. Антисистемы всегда характеризуются разрешенностью лжи или даже праведностью лжи для адептов данной антисистемы. Из этого наблюдения необходимо вытекает следующее: антисистемы, по крайней мере в своей социально структурированной части, герметичны и представляют собой структуры с множеством степеней посвящения, в которых на каждой новой ступени посвящаемому открывается некая новая «истина», иногда полярно исключающая «истину» предыдущую. В силу разрешенности лжи адепты антисистемы охотно используют любые привлекательные стереотипы системы, на которой паразитируют. Правильно воспитанный кармат, принадлежащий к антисистеме мира ислама, вел себя с шиитом как шиит, с суннитом как суннит, казался христианину – христианином, еврею – евреем.