Империя Масок
Шрифт:
Мишель почувствовал, как покраснели его щёки.
— Ты ничего не знаешь о трущобах. Моя жизнь там... Академия дала мне мою честь и покой от осознания того, что пока верен ей, я могу умереть с лёгким сердцем…
— Пока не раскроют твой секрет. Как ужасно должно быть провести всю свою жизнь тем, кем ты себя не считаешь, — теперь в голосе Фелассана не было насмешки. Он говорил с тихой грустью, которая больше подходила старому воину. — Все эти героические сражения, служанки, следующие за тобой в твою постель, и ты никогда не мог
Мишель проверил, крепко ли привязаны кони, потом подошёл и тяжело сел возле костра.
— Мне хватало и того, что есть.
— Хватало? Или какой-то части тебя постоянно приходилось сдерживаться? — спросил Фелассан, вертя колючую ветку. — Контролировать каждое слово, произнесённое при свечах, чтобы не проскользнуло ничего из языка простолюдинов? Чуть чаще бросаться такими насмешками, как "остроухий", чтобы никто не смог обвинить тебя в том, что у тебя есть что-то общее с эльфами?
— Тебе-то должно быть вообще легко, — парировал Мишель, — ходить с лицом, на котором татуировками расписана вся твоя жизнь.
Фелассан откинулся назад и поднял голову вверх. Сквозь облака проникал тусклый свет полумесяца.
— Когда-то мой народ ходил по этим землям, подобно богам. Мы творили магию, которая ослепила бы тебя своей красотой. Теперь же мы ютимся в тёмных лесах и готовимся к следующему разу, когда вы, шемлены, сотворите ещё что-нибудь, что нарушит равновесие этого мира. Знаешь, кем я был в своё время, мальчишка?
— Юным долийцем, что бегал по лесам и слушал сказки? — Мишель бросил взгляд на Фелассана.
Фелассан вздрогнул, потом рассмеялся против воли.
— Хорошо сказано, шевалье.
Помедлив немного, он посмотрел на пламя костра и тихо выдохнул.
— Мы ездили на галлах. Они мчались так красиво, с такой грацией, что ваши лошади показались бы ферелденскими псами на их фоне. И они были умнее, — он усмехнулся. — Что часто делало их непослушными.
Мать Мишеля рассказывала ему истории о больших белых оленях, на которых странствовали долийцы. Тогда он был мал, лет пять или шесть от роду, и в памяти его остался страх. Он видел всадников только раз — когда они пришли в трущобы убивать горожан.
Мишель перевёл взгляд на Кретьена. Он уже давно не вспоминал об этом разговоре со своей матерью. Он не скучал по нему.
— Я не слышу ни Селины, ни Бриалы, — сказал он, меняя тему.
— Может, они заняты чем-то другим, — ответил Фелассан и пошевелил бровями.
Мишель зло посмотрел на него.
— Это отвратительно.
— Любовь не отвратительна. Возможно, она странная, обречённая, или несвоевременная, но не отвратительная.
— Если ты думаешь, что твоя подопечная может соблазнить императрицу...
— Своими эльфийскими кознями? Шевалье, — спокойно сказал Фелассан, — неужели ты думаешь, что Селину можно соблазнить без её на то желания?
Мишель посмотрел в темноту.
— И как она могла этого пожелать?
—
— Я имел в виду то, что Селина, императрица Орлея, спит с эльфийкой!
— Ты просто хотел прокричать на весь мир "остроухая", чтобы все знали, на чьей ты стороне, — резко ответил Фелассан. — И у тебя на руках достаточно крови, чтобы считаться человеком. Так будь им.
— Ты ничего не знаешь об Орлее, — Мишель обвёл руками окружавшие их искривлённые деревья. — Возможно, здесь можно лечь с кем хочешь и когда захочешь. В светском же обществе... Одно дело — интрижка императрицы на один раз, мимолётное увлечение кем-то, кто ей приглянулся. Но сделать служанку постоянной любовницей... Любовники императора или императрицы сами по себе политически сильные фигуры. Бриала — уши императрицы.
— Как видно, не только уши, — оскалился Фелассан.
Это было слишком. Эльф насмехался над Селиной, как над какой-нибудь девкой из таверны. Мишель поднялся на ноги. Он был без доспехов, но руки потянулись к мечу.
— Ты оскорбляешь меня и мою императрицу.
— Как раз наоборот, — плавным движением Фелассан встал на ноги и одной рукой вытянул свой посох, который засветился зелёным. В другой его руке всё ещё была ветка, и Мишель был готов поклясться, что она извивалась и дрожала в руках эльфа. — Я нуждаюсь в тебе. Как и твоя императрица. Она затеяла опасное дело, и ей нужен защитник, знающий, кто он, — эльф подошел ближе. — Долийцы увидят величайшего из шемленских воинов, и несмышлёная молодежь попытается состязаться с тобой. Тебе нужно обуздать свой нрав и не дать им такую возможность.
— Я буду поступать, как я... — Мишель замолчал, когда в лесу раздались треск и затем грохот. Спустя мгновенье листья на деревьях сотряслись от низкого гулкого рёва, и Мишеля обдало ветром, несущим запах застойного воздуха, словно вырвавшегося из трещины в земле.
— Что это было? — спросил он, поворачиваясь в ту сторону, откуда, как ему показалось, это пришло. Сзади раздался ещё один громкий треск, сопровождаемый звуком, похожим на звук рвущейся ткани, и Мишель пристально вгляделся в деревья, ища хоть какой-то знак, какое-нибудь движение на границе света костра, но не было ничего, кроме страшного неестественного шума.
— Причина, по которой я предложил привязать коней покрепче, — ответил Фелассан и поднял колючую ветку, которую сжимал в руках. — Это феландарис.
Очень ядовитое растение, хоть и растёт только там, где истончилась Завеса.
— И что это значит?
— Это значит, есть маленькая вероятность того, что нечто прорвалось через Завесу, — Фелассан бросил ветку в огонь. Она зашипела и разломилась, а потом с треском превратилась в пепел, оставив после себя пучок зеленого дыма.
— И ты решил мне об этом не рассказывать?