Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия

Кантор Максим Карлович

Противопоставить тиранию демократии на том лишь основании, что демократия может сбоить, — это нонсенс.

На протяжении истории России понятия «народная воля» и «демократия» путали постоянно; сегодня исторический казус разросся до масштабов войны.

Вообще-то факт, что судопроизводство порой допускает ошибки, не должен вести к умозаключению, что беззаконие лучше закона.

Да, демократическая, парламентарная система, принятая в странах западной цивилизации — не совершенный механизм, и внутри нее случаются сбои, но это не означает, что тирания лучше.

Все обстоит прямо наоборот.

Ошибки, допущенные внутри законодательной парламентской системы Запада, в которой исполнительная власть отделена от законодательной, а президент не диктует парламенту волю, — ошибки в такой системе бывают, и их следует искоренять, исходя из ротационных механизмов демократической системы.

Что, более или менее последовательно, и происходит. Противопоставить тиранию демократии на том лишь основании, что демократия может сбоить, — это нонсенс. Однако в том случае, если тирания обещает стать строем более надежным, нежели демократия, противопоставление уместно.

Однако Гитлер, Муссолини, Перон и Франко бранили демократию за неэффективность, критикуют демократию и сегодня. Фактически, новая война — против демократического принципа в целом. Демократический инструментарий не справляется с проблемами мира — автократия эффективнее.

Демократия не умеет решить проблему социумов до конца; демократия в сегодняшнем мире живет управляемым и насаждаемым хаосом; от перманентного хаоса люди устали — не только в России, — а вот автократия сулит стабильность.

Пока еще стесняемся назвать своим именем тот строй, который атакует демократию сегодня; пока стесняемся произнести, что объявлена война демократическому принципу управления народом; но в том, что демократия не нужна, российский народ единодушен.

Мы всегда немного кокетничаем — не позволяем договорить мысль до конца; мы застенчиво утверждаем, что сегодня на нас напала Америка, а мы вот обороняемся. Иные люди недоумевают: как и где напала Америка? Разве было такое? Недоверчивым объясняют, что Америка растлила Украину — вот в чем проявилось нападение. Рассказывают о печенье, которое секретарь Госдепа раздавала демонстрантам на киевской площади. И что же, за то печенье такая жестокая месть?

По этому признаку и убивают: украинцы желают демократии, а русский народ выбирает иную форму управления собой.

Вы в ответ лучше кекс купите, зачем в ответ убивать? За печенье посылать диверсантов? Нет, конечно; печенье — это зловещая деталь, это та самая деталь, видимо, в которой прячется дьявол. Дьявольское это печенье обозначает принципиальное различие меж двумя народами; казалось бы, демократия — это правление народа; но нет, выясняется, что отнюдь не любой народ этой формы управления хочет.

Америка, навязывая демократию, совершает (и теперь это распространенная точка зрения) преступление — ведь иракцам, ливийцам, египтянам демократия не нужна.

Вот таким образом и разделился славянский этнос, по этому признаку и убивают — украинцы желают демократии, а русский народ выбирает иную форму управления собой.

Украина

кричит русскому брату: «За что ты на нас напал? Мы ведь просто хотели для себя свободы!». А русский брат отвечает: «Вашей свободы не существует в принципе. Вы наша окраина, вы приговорены быть колонией; а как потенциальные демократы вы будете колонией Америки. Я убиваю вас за то, что вы пожелали сменить господ. Я убиваю вас за то, что ваши новые господа могут растлить и мой народ тоже».

Два демоса не имеют общего словаря, хотя языки схожи.

Четверть века назад и русские тоже хотели демократии, но сегодня практически весь народ (не тиран, а именно сам народ) желает централизованной формы правления. Иными словами, мы можем говорить о столкновении двух народных воль; кто-то называет сегодняшний конфликт войной цивилизаций; но речь идет об ином. Цивилизация у нас одна, мы все рассуждаем в терминах христианских различий добра и зла.

Происходящее обозначает рубеж в европейской истории. Тот поступательный процесс, который для западного рассудка кажется естественным ходом раскрепощения личного сознания, а именно: Ренессанс — просвещение — демократия, сегодня прерван.

Традиция Эразма, Кондорсе, Канта сегодня подверглись критике. Это началось не вчера; собственно, этой традиции противостоял и художественный авангард прошлого века, и авторитарные режимы Европы. Проект «консервативной революции», то есть проект контрреволюции, отменяющей просвещение, Ренессанс, демократию и социализм, сформулирован давно.

Требовалась глобальная Вандея для отмены просвещения, нужен великий белый царь планетарного масштаба; барон Унгерн, сокрушающий Атлантическую цивилизацию.

Вторжение России в Украину можно прочесть как нравственный долг русского народа.

Простите, месье, за прямой вопрос: вам, католику, традиционалисту, европейскому писателю этот белый охраняющий вас царь нужен тоже? Вы настолько боитесь мусульман, что желаете феодализма?

Можно сказать, что контрреволюция — это деталь; но деталей сегодня столь много и они так плотно подогнаны одна к одной, что складывается ясная картина нового феодализма.

Не о Советском Союзе сожалеет Россия — напрасно боятся нового витка коммунизма либералы; Россия возвращается к глубинным корням, где никакого социализма не будет. История повернута вспять: речь идет о народной воле, но отнюдь не желябовской, а вовсе с другим вектором; речь идет о «консервативной революции».

Президент России сегодня стал лидером «консервативной революции» западного мира — вы, месье, не первый, от кого я слышу, что Россия защищает традиционные ценности в эпоху однополых браков, мусульманского давления и деградации Европы.

Правые партии тянутся к путинской России как к оплоту консерватизма; на фоне данной миссии подавление Украины не кажется проблемой. Более того, дело выглядит так, словно Украина предпочла сомнительные ориентиры той Европы, которая уже изменила себе; а Россия по-отечески вразумляет колонию. Да и европейцам являет пример, как усмирять демократию.