Империя предков
Шрифт:
– Даже самые глубокие колодцы высыхают, самые твёрдые камни рассыпаются. Почему мы должны оставаться верными тебе? Не дело нам идти под знаменем женщины, пусть и вдовы вождя племени, а что до сыновей, и этого старшего, то не доросли они указывать нам, – вот таковым и был ответ вождей родов на её укор.
Оседала пыль от копыт ускакавших коней бросивших их на произвол жестокой судьбы, когда он и заметил в первый раз слёзы матери.
Не обошлось лишь одной бедой морального характера. Почти весь скот был угнан вот этими, вставшими на весьма позорный путь. И началась тогда охота на сурков,
Убожество и пропитание на запас не подорвало душевных сил матери.
«Вы пока как маленькие щенята. Но помните всегда – вы потомки славного Кабул-хана, его сына всем известного сына Кабул-хана, которому ваш отец Есуге-багатур, вождь племени тайчиут, доводился племянником» – не раз обращалась она к его младшим братьям.
– Все эти наши бедствия – временное наше положение. Ты поднимешь знамя отца и поведёшь за собой многих багатуров степей. Я верю. Да воздаст Вечное Синее Небо за всё по справедливости, – обращалась она уже к нему, подрастающему первенцу.
Второй раз он увидел слёзы матери, когда неизвестные конокрады угнали восемь лошадей-аргамаков, что взрастили бережно, что составляли в ту пору настоящее богатство.
– Я верну их, – сказал он тогда твёрдо и вскочил решительно на единственного коня.
– Ты один в опасной степи, – только и вымолвила мать.
Поскакал он быстро за округлую сопку и скрылся из виду. Но что-то заставило остановиться его. То был горький комок, застрявший в горле, и впервые слёзы, что явились самой большой неожиданностью. И повернул коня обратно. Мать всё продолжала стоять на том же месте, провожая тем же взглядом сквозь слёзы. Он остановил коня в нескольких шагах от неё.
– Мать, будет время, и я подарю тебе десять тысяч юрт, – почти крик вырвался из раненой юной души, над которой в миг тот всколыхнулось всё же не отчаяние, а огонь надежды неугасимой.
Мать Оэлун лишь кивнула сквозь слёзы. Она увидела в подрастающем сыне мужчину – опору семьи.
Развернул резко коня и скрылся за сопкой. Не знал он тогда, что он не только вернёт лошадей, но найдёт бесценное сокровище – друга на всю жизнь.
Взгляд тут же в воодушевлённой толпе посреди передовых военачальников нашёл Богурчи.
Высоко над головами несут кешиктены незатейливый ковёр, сотканный из множества войлоков, на котором богатырской статью во весь рост возвышается он – многолетний «собиратель степи».
Вот и возвышение, на котором водружено девятихвостое, почётного цвета белокошное бунчужное знамя на древке о девяти ногах. Взлетевший кречет изображён на знамени.
Вот и возвышение, на которое он восходит под барабанные мерные дроби, под литавры, труб чарующие звуки. Когда такое было?
Разом прекратилась музыка, стихла степь, как и все те, что добирались в этот год тигра на исток Онона со всех просторов степных племён: из Керулена, из Уды и Селенги, из долин Байкала, из Хубсугула, из южного Гоби, из Саян и Алтая, из самого Онона…
Торжественно открывает эту церемонию в ореоле
– Волей Мунке-Куке-Тэнгри, волей Вечного Синего Неба даруется тебе ханство лица земного. Теперь, когда побеждены твоей десницей владыки этих земель, называемые каждый Гур-ханом, и их земли достались тебе, то будет имя тебе по велению Вечного Синего Неба, что сомкнулось с желанием всех твоих сподвижников, то пусть будет тебе имя – Чингис. Ты стал владыкой владык и повелевает Мунке-Куке-Тэнгри, чтобы звание твоё было Чингисхан. И достанутся тебе сила и могущество высшие, и будешь принадлежать к держателям мира всего.
В этом бурливом океане жизни на самый гребень великой волны вынесло его, из всех обладающего рассудительностью, именно рассудительностью и далёким взглядом.
Его отец высокий ростом да телом крепкой стати носил титул «багатур», его ныне здравствующий тесть именем Дэй носит титул «сэчен», что вполне соответствует его мудрости. У него ж и сила природная, и стать богатырская, и ясно мудрое рассуждение, и терпеливость, и воля непреклонная. В этот весенний день года 1206-го, в год тигра по календарю восточному его на Великом Курултае объединённого народа нарекут именем, титулом Чингисхан. Никогда ни до него, ни после него никто не носил такого титула, каковым он и вошёл в мировую историю.
Он не узнает, что через семь, восемь столетий в монгольских, бурятских, калмыцких семьях, не вдаваясь особенно в сути и значения этого слова чингис, будут называть сыновей именем Чингис в его честь, именно его, великого предка монгольского народов. Но будет это в отдалённо отдалённом будущем, куда и взор не посмеет устремиться. А сейчас идёт курултай, Великий Курултай. Представители племён ждут его слова.
Он скажет эти слова в этой застывшей тишине. О них он думал столько дней, столько лет, которые взросли когда-то в тайниках души, и которые пронёс он в сердце нетленной надеждой и непоколебимой верой до этого самого дня.
Он называл себя и всех примкнувших к нему людей из разных племён целым народом, новоявленным народом «биде», что являлось лишь местоимением степного языка степных и лесных племён, включая и все его наречия, что переводится на все остальные языки местоимением – «мы». Его воины, десятники, сотники, тысячники, командиры туменов, его кешиктены, его четыре «пса», его друг Боорчу, его братья и сестра, его мать Оэлун, его семья, созданная им и наречённой женой Борте, равно как и все семьи к нему примкнувших, назывались народом «биде», новоявленным народом «мы». Но разве можно вечно называться местоимением степного языка?
– «Монгол» – долина Вселенной, «монгол» – вселенская долина. Этот народ биде, который несмотря на все страдания и опасности, которым я подвергался, с храбростью, упорством и приверженностью примкнул ко мне, который, с равнодушием перенося радость и горе, умножал мои силы, я хочу, чтобы этот, подобный благородному горному хрусталю народ «биде», который во всякой опасности оказывал мне глубочайшую верность, вплоть до достижения цели моих стремлений, – носил имя «монгол». Да покроется имя его ореолом благородства и седой славы от непреклонной воли Вечного Синего Неба.