Империя страха

Бардин Юлиан Андреевич

Молодой человек терпеливо перевел вопрос, стараясь облечь его в вежливую форму. Поль снисходительно улыбнулся и опять что-то бы­стро затараторил — переводчик не отставал:

— Около месяца назад к мсье Серебрянскому обратились представители российского по­сольства в Париже с просьбой рассказать кое-что о его дедушке, который в свое время эми­грировал во Францию. Насколько понял мсье Серебрянский, в Москве отыскалась картина его деда, который получил в Европе определен­ную известность как художник в начале этого

столетия.

Мсье Серебрянский навел справки и узнал, что картиной на сегодняшний день владеете вы. Ему также известно, что у вас есть на это закон­ное право, так как его дед подарил ее вашему деду.

Отсюда у мсье Серебрянского имеется пред­ложение — он хочет, чтобы вы уступили ему картину, которая займет почетное место в его семейной коллекции.

Мсье Серебрянский является единственным и полноправным хозяином кинопрокатной фир­мы, салона высокой моды, а также художествен­ного салона. Поэтому он готов вам предложить достаточно крупную сумму за это полотно.

Французский гость замолчал, вслед за ним замолчал и переводчик. А Иваныч никак не мог сообразить, чего же от него хотят.

Наконец он все же понял, о чем идет речь, и, широко улыбнувшись, произнес:

— Да пусть забирает, я не против.

— Подождите, не переводите, пожалуйста, — поспешно заговорила Елена и укоризненно по­смотрела на мужа. — Ты что, с ума сошел? Что значит «пусть забирает», а деньги? Ты же не уточнил сумму.

Чижов выдержал ее прямо-таки испепеляю­щий взгляд, в котором появился алчный, жаж­дущий блеск, и вполголоса сказал:

— Эта картина написана его дедом, и я не имею на нее никаких прав, поэтому пусть заби рает без всяких денег. Я ясно выражаюсь? — Ваня не смог отказать себе в удовольствии взять реванш за недавно произошедший инцидент и теперь с удовольствием откровенно наслаждался произведенным эффектом.

Елена же злобно процедила:

— Если ты сейчас упустишь такую возмож­ность, то навсегда останешься неудачником, причем неудачником, которого возненавидит собственный сын. Уж об этом я сумею позабо­титься.

— Заткнись, дрянь! — сквозь зубы протянул Чижов и едва слышным голосом добавил: — Пошла вон, дешевка!

Вспыхнув ярко-пунцовой краской, которая залила ее лицо от подбородка до корней краше­ных волос, Елена дерзко улыбнулась гостям и выскочила вон, даже не посмотрев на супруга.

Когда за ней с громким стуком закрылась дверь, гость из Парижа неожиданно произнес на чистейшем русском языке с легким акцентом:

— Зря вы так с женщиной... — он немного помолчал, а потом добавил: — Хотя она дейст­вительно стерва.

Ваня попытался не выдать собственного удивления, хотя это ему вряд ли удалось. Поло­жив руки на стол, он выразительно посмотрел на собеседника и извиняющимся тоном сказал:

— Простите, семейные неурядицы. Вежливо усмехнувшись, Поль негромко за­говорил:

—

На вашем месте я бы попытался выкупить у нее сына. Думаю, что огромной цены она не заломит — такие женщины стоят очень дешево.

Иваныч смутился, но промолчал. Посидев несколько минут в нерешительности, он поры­висто поднялся и скрылся в спальне. Когда Чижов вернулся, то в его руках было скрученное в трубочку полотно, которое он и протянул гостю.

— Вот, возьмите, — выдавил он, — и еще раз прошу меня извинить.

Разложив на столе картину, Серебрянский на какой-то миг забыл обо всем на свете — его внимание целиком сосредоточилось на грубом, потемневшем от времени холсте.

Наконец придя в себя, он спохватился и произнес:

— Да, она сохранилась гораздо лучше, чем я мог предположить. Скажите, где вы ее хранили?

Привычно пожав плечами, Ваня охотно ото­звался:

—- На чердаке, где хранятся и остальные кар­тины.

Поль не смог сдержать изумленного вздоха и переспросил, как будто желал удостовериться, правильно ли он понял услышанную фразу:

— На чердаке?

Качнув головой, Чижов запоздало спросил:

— Чаю хотите?

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Се­ребрянский и вернулся к прерванной теме: — Так сколько вы за нее желали бы получить? Но прежде чем вы дадите окончательный ответ, должен вас честно предупредить, что я вряд ли заплачу вам даже третью часть ее настоящей стоимости.

Проведя ладонями по лицу, каскадер мед­ленно, едва ли не по слогам повторил:

— Это картина вашего деда, а значит, по праву принадлежит вам.

— Ну хорошо, — обреченно выдохнул Поль, ставя на стол кожаный кейс с кодовыми замка­ми, — бизнесмен из вас, прямо скажем, ника­кой. .. здесь сто пятьдесят тысяч долларов. — Он откинул крышку и повернул чемоданчик к Ива­нычу, добавив: — Они ваши.

Ваня не мог поверить в реальность происхо­дящего; выкатив от удивления глаза, он не ми­гая смотрел на невиданную до сих пор кучу де­нег. Аккуратные пачки зеленых купюр в банков­ских упаковках заставили каскадера проглотить язык. Он мог предположить, что ему заплатят за картину тысячу, ну две, ну пусть, в крайнем слу­чае, десять — но сто пятьдесят... От такой суммы он просто не в силах был отказаться.

Наконец собрав в кулак всю свою распла­вившуюся волю, он оторвался от созерцания банковских билетов и удивленно посмотрел на собеседника.

Тот весело улыбался, не говоря ни слова. На его покатом лбу отчетливо проступили малень­кие морщинки, сходящиеся у переносицы.

Как и всякий богатый человек, Серебрян­ский отнюдь не любил сорить деньгами, но ему было лестно осознавать, что он может доставить кому-то истинную радость; да к тому же Чижов, с дедом которого дружил его далекий предок, весьма понравился миллионеру.