Империя тишины
Шрифт:
По сигналу отца трубы смолкли, и я наконец разглядел мерцание щитов, окружающих всю компанию. Взгляд лорда Алистера скользнул по толпе, не зацепившись за меня, а затем отец сказал:
– Народ мой, я принес вам тревожные новости!
Он выдержал паузу, как всегда искусную, дающую сотням слушателей возможность обдумать разные варианты, позволяющую догадкам постепенно подниматься и, наконец, пролиться громким шепотом. Молчал отец достаточно долго, чтобы люди успели поверить в нападение сьельсинов и в гибель нашего мира. Я тоже, пусть даже всего на одну секунду, поверил, что вторжение началось. Но погиб только мой мир.
– Как многие из вас уже
Я был так потрясен, что едва не пропустил следующие слова. Лорд Алистер никогда не называл меня по имени. В моей груди разверзлась пустота, зияющая, бездонная пропасть.
– Он отправится на Весперад и займет заслуженное место среди добродетельных служителей Святой Земной Капеллы.
Я сжал рукоять длинного ножа так, что в пальцах снова вспыхнула позабытая боль. Вот уж действительно «добродетельных». Но отец еще не закончил, слова его, усиленные акустической системой, теперь зазвучали мягче. Он внезапно понизил голос, и толпа придвинулась, чтобы лучше слышать.
– Но этот благородный план едва не был сорван предателем. – Он сжал кулаки и опустил их на трибуну. – Предателем, который задумал похитить моего сына и продать его экстрасоларианцам.
– Что? – воскликнул я, проталкиваясь вперед и привлекая к себе удивленные взгляды стоявших вокруг слуг и логофетов.
Однако мой крик потонул в поднявшемся ропоте, по толпе пробежала дрожь, и все принялись переговариваться друг с другом, задавая один и тот же вопрос. Что все это означало? Я огляделся, словно надеясь прочитать ответ на лицах собравшихся. И вдруг сам его увидел. Это был простой, слегка изогнутый деревянный столб, в полтора раза выше роста палатина, вбитый в землю рядом с лестницей. Его кривая тень указывала прямо на меня.
Позорный столб.
Сердце замерло у меня в груди, и я повернулся к стоявшему на трибуне отцу, который как раз в этот момент снова заговорил:
– Если бы мы не раскрыли подлый план, мой сын попал бы в лапы варварам или даже самим Бледным. – Он поджал губы. – Приведите его.
Выпучив от ужаса глаза, я увидел, как четверо гоплитов тащат жалкого седого старика. Старика в зеленой мантии.
– Гибсон!
Это было немыслимо, невозможно. Расталкивая плебеев, я бросился к нему сквозь толпу, но был схвачен тремя охранниками, что незаметно следовали за мной. Схоласт посмотрел на меня, и я готов поклясться, что он улыбнулся. Не той саркастичной, призрачной полуулыбкой, которая иногда пробегала по его лицу, а самой настоящей – кроткой, печальной и твердой. Я попытался вырваться из рук охранников, но старик только покачал головой. Мне хотелось крикнуть, что этого не может быть, но я вспомнил о письме, спрятанном между страницами древнего приключенческого романа. Проглотив свои протесты, я в отчаянии оглянулся на отца и потому не видел, как Гибсона заставили поднять тонкие руки и прикрепили цепь наручников к крюку на верхушке позорного столба.
Расчистив проход в море красных и серых форменных одежд, охранники почти внесли меня на помост по белым мраморным ступеням. Отец хмуро наблюдал за моим приближением.
– Тор Гибсон, – проговорил он, – ты был пойман на месте преступления, когда договаривался с варварами о похищении моего сына!
Гоплиты повалили обвиняемого на землю, и он распластался под балконом, как марионетка с обрезанными струнами.
Кто-то циничный и отчужденный в моей душе отметил, что происходит именно то, о чем схоласт говорил утром, – неужели этим же самым утром? – называя
Лорд Алистер Марло продолжал:
– Триста семнадцать лет, Гибсон, ты служил мне и моему отцу до меня. Триста семнадцать лет был рядом с нами. – Он подошел к перилам и развел руки в стороны. – Это правда, что ты собирался отдать моего сына варварам с Задворок?
Гибсон поднялся на колени и посмотрел вверх, на балкон. Перехватив мой взгляд, старик коротко и отчетливо кивнул:
– Да, сир.
Он снова тряхнул головой, на этот раз еще резче, и я догадался, что он сделал это для меня. Никто не обратил внимания на контраст между словами и движениями, даже Алкуин и Альма, которые точно должны были что-то заметить. Своим жестом он открывал мне истину и просил не вмешиваться.
У меня было много лет, чтобы подумать об этом моменте. Много лет, чтобы разобраться в причинах поступка Гибсона. Разобраться, почему он сделал то, что сделал, почему взял на себя вину за мою попытку сбежать. Может быть, вы понимаете? Он должен был знать о деньгах или предположить что-то подобное. Если отец и его служба разведки поверят, что это был план Гибсона, они не станут так тщательно проверять меня самого. Его признания спасли меня от дальнейшего расследования и сделали возможным все то, что потом случилось. О да, отец мог бы заподозрить, что идея побега принадлежит мне, но в его понимании для такого серьезного плана требовался заговор, организовать который мог только схоласт.
Не было никакого заговора.
Действовал я один.
Я уже говорил об этом, Гибсон был самым близким к отцу человеком из всех, кого я знал. И это обстоятельство подкрепляло обвинения сильней, чем любые другие. Гибсон умер за меня. Не здесь и не сейчас, а в изгнании, на отдаленной планете. Он отдал ради меня свою жизнь, пожертвовал уютным местечком при дворе отца, чтобы у меня была возможность жить так, как я хочу. Я рад, что он не увидел моего будущего, потому что оно совсем не походило на то, что любой из нас выбрал бы для меня, а было наполнено невзгодами и страданиями.
– Ты не отрицаешь свою вину?
Отец ничем не выдал своих эмоций. Таким же голосом он мог бы говорить с врагами, взятыми в плен на поле боя, а не с человеком, учившим его детей и еще раньше – его самого.
Гибсон встал на ноги:
– Сир, я уже во всем признался.
– Он действительно признался, – подтвердил охранник на помосте, и я узнал голос сэра Робана; того самого Робана, верного ликтора моего отца, который спас меня от бандитов неподалеку от колизея. – Я сам это слышал.
Его доспехи были подключены к акустической системе. Он нажал кнопку терминала на своем запястье, и весь двор услышал запись голоса Гибсона, усиленного так, словно это был голос старого трясущегося великана:
– Адриан не долетит до Весперада. Я сговорился…
Запись внезапно оборвалась, несомненно спасая выдумку отца о якобы замешанных в этом деле экстрасоларианских демониаках.
По толпе прокатился взволнованный гул. Схоласты всегда вызывали подозрение у людей, не получивших образования, такова уж судьба ученых в любую эпоху. В схоластах чувствовалось что-то механическое, наследие древней истории ордена, созданного теми немногими мерикани, кто пережил Войну Основания. В любую эпоху на людях с высокими мыслительными способностями лежало подобное клеймо, поскольку высота, на которую способен подняться человеческий разум, непостижима для тех, кто находится на уровне моря. И они всегда оказывались мишенью для погромов и инквизиции.