"Империя Здоровья"

Смирнов Сергей Анатольевич

– Твой Джи видел плохой сон, - сказал он, глядя в черные глаза.

– Разве христианский ортодокс имеет право доверять языческим снам?
– с удивлением спросила шпионка-этнопсихолог.

– Я просто обязан уважать местные обычаи. Это - в правилах настоящих ортодоксов, - честно ответил Ганнибал и, приглядевшись к уже давно любимой им сицилийской родинке, поцеловал шпионку около уха.

Грозная сицилийская сила волной приподняла Ганнибала.

– У нас завтра тяжелый день, - прошептала Аннабель, справившись со своим вздохом.

– Тяжелый, - согласился Ганнибал

и расстегнул на ее рубашке одну пуговку.
– И очень опасный.
– И расстегнул вторую.
– И, может быть, последний.
– Сама собой сдалась и третья пуговка, и первый же поцелуй в заповедное место, которое та пуговка охраняла, уже ничего не оставил не только от страха, но даже от права на страх и печаль по поводу последнего дня жизни, прошедшей по маршруту Москва - Челябинск - Кампала.

– Любовь в Африке - хорошая цена за последний день...

– Ты заговорил, как настоящий американец... Берт, - учтиво хихикнула Аннабель, все так же крепко держа Ганнибала за шею.

Он продолжал целовать ее, пока не заметил, что волны под ним почему-то стихли. Тогда он приподнял голову и увидел, что черные глаза Аннабель широко раскрыты и устремлены в какое-то пустое и холодное пространство.

– Что случилось?
– сжался и сам похолодел Ганнибал.

– Все в порядке, Ник, - сразу ожила Аннабель.
– Только давай наоборот... Я не хочу видеть твою голову на фоне... на фоне этих зверей.

– Никаких проблем, - храбро сказал Ганнибал и сам нырнул под жаркую сицилийскую волну, докатившуюся до экватора.

Аннабель села ему на живот и виновато улыбнулась.
– Извини, но так гораздо лучше. Я - плохой этнопсихолог.

Теперь она сама была похожа на грозную шаманку, окруженную заколдованными костями.

– Меня это даже возбуждает, - легко убедил себя Ганнибал.

– Извини. Последний раз повторим урок, - потребовала Аннабель, уперевшись ему руками в грудь, - а то потом я уже не буду ничего соображать... Итак, ты берешь фотографию Юла... Что дальше?

Собравшись с другими силами, Ганнибал показал, как левой рукой он будет держать фотографию, а пальцами правой прикоснется к своему кадыку, потом правой укажет в землю и в небо, потом указательным пальцем проведет от левого соска, через плечо, к изгибу левого локтя... Сумма всех жестов, этих и прочих, должна стать немой репликой: "Доктора Андерсена убили плохие люди, которые просят тебя, о, великий тегулу-онезе, оживить их кровь. Будешь ли ты делать то, что они хотят?" После этого Гулу, если попросту не откажет в общении чужаку, рискнувшему использовать тайный язык, наверно заговорит на сносном английском наречии...

– Все правильно, - прошептала Аннабель и снова превратилась в жаркую сицилийскую волну.

Ганнибал давно заметил, что она со всем любит управляться сама. Она покончила со всеми своими пуговками, отбросила прочь рубашку и сосредоточенно принялась за пуговицы Ганнибала.

Он прикоснулся к плечу Аннабель. Бархатная сицилийская кожа показалась чересчур горячей даже для Африки. Лоб Аннабель был раскален. "Ты не заболела?" - невольно спросил про себя Ганнибал. Она обжигала его всем, чем прикасалась - пальцами, губами, сосками,

кончиками волос. "Гулу видел хороший сон", - подумал теперь Ганнибал и успел подумать еще, что надо терпеть, поскольку вот-вот станет еще горячей - там, где должно быть совсем горячо...

Утро было другим.

Утром Аннабель отдала Джи два больших конверта и сказала ему, что, если с ней случится плохое, то надо послать один конверт ее знакомому журналисту, а другой - по адресу, известному ЦРУ.

Утром Ганнибалу показалось, что в Уганде зябко, как на Урале.

Он собрался с духом и отдал Джи маленький конвертик и с тем же предисловием попросил его послать весточку неким московским знакомым, которым, на самом деле, надлежало оказаться на месте несчастным родителям, потерявшим младшего и самого любимого сына.

– Вчера я думал, что вы чего-то не понимаете, ребята, - уважительно заметил Джи, взвешивая на руке почтовые отправления.
– А теперь вижу, что вы... просто смелые ребята.

Дорога из Кампалы до Элипойнт длиною в три с половиной сотни километров выдалась изнурительной. От нее была одна польза: она притупила воображение аспиранта Дроздова, ну, и к тому же он увидел через окошко в стереоизображении большую передачу из серии "В мире животных" или "Вокруг света".

"Элипойнт" оказалась "Элефант-Пойнт", просто перекрестком людской и слоновьей дорог, местом на узеньком шоссе, которое обычно переходят слоны, чтобы спуститься к небольшому озеру. Тут стоял предупреждающий знак с силуэтами слонихи и слоненка.

Другой предупреждающий знак - широкий, на двух стояках - торчал из высокой желтоватой травы, метрах в двадцати от шоссе:

ЭТНО-ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ РЕЗЕРВАЦИЯ

ВХОД ЗАПРЕЩЕН!

НАРУШЕНИЕ КАРАЕТСЯ ЗАКОНОМ

– О! Нам туда!
– как бы в самом приятном изумлении воскликнула Аннабель.

Она оставила свою большую сумку, набитую маленькими Библиями, в джипе, только прихватила из нее четыре томика и сунула ИХ в свой рюкзачок, теперь уже не разноцветный, а - пятнисто-маскировочный.

Джи оценил ее предусмотрительность грустной улыбкой.

– Бог вам в помощь, ребята!
– от души пожелал он и вытянул свою длинную черную руку в сторону недалекого холма, покрытого прозрачно-темным, с виду неживым лесом.
– Я подожду вас там... Если завтра до девяти утра вы не появитесь, я начну свое сафари... Со своей пушкой.

Оборотная сторона предупредительного щита была чистой - делай, что хочешь. Это подбодрило аспиранта Дроздова, и он уже с легким сердцем посмотрел вслед егерскому джипу. Тот, с опаской пыля, быстро удалялся перпендикулярно плоскости щита.

– Не оглядывайся!
– шепотом командовала Аннабель.
– У нас нет времени!

И вот телепередача "Вокруг света" обрушилась на аспиранта неудержимой волной, и сам он оказался где-то в ее глубине - и должен был совсем-совсем затеряться в ней, чтобы его никто не смог заметить на голубом экране...

Солнце, клонившееся к закату, лениво допекало африканскую жизнь, трава таинственно потрескивала. Надвигались и проплывали верхом сквозные кроны деревьев. Туда-сюда перелетали всякие зоопарковские птицы.