Империя знаков
Шрифт:
133
[Студенты.]
ду тем, эффективность не является ее единственным измерением; чисто прагматичное действие оставляет за скобками символы, но не устраняет их: запущенный в дело субъект остается незатронутым (ситуация, типичная для солдата). Бой Дзенгакурен,каким бы действенным он ни был, остается великим сценарием знаков (у этих действий есть публика), черты этого письма, несколько более многочисленные, чем можно было бы предположить, исходя из флегматичного англосаксонского представления об эффективности, довольно прерывисты, упорядочены и организованны, не для того, чтобы нечто обозначить, но как бы для того, чтобы покончить (в наших глазах) с мифом о произвольном бунте, с избытком «спонтанных»
135
ну и не субъекта действия (то, за что или против чего они будут бороться), — что означало бы в очередной раз сделать речь выразителем разума, обоснованием законного права, — но только само это действие («Дзенгакурен будут драться»), которое тем самым в каком-то смысле перестает быть возглавляемым, направленным, обоснованным и оправданным языком — своего рода верховным божеством, остающимся вне и выше схватки, прямо Марсельеза во фригийском колпаке, — но становится продублированным чисто голосовым упражнением, которое просто добавляет к толще жестокости еще одно движение, еще один дополнительный мускул.
КАБИНЕТ ЗНАКОВ
В любом месте этой страны мы находим особую организацию пространства: путешествуя (по улице или отправляясь на поезде в пригород или в горы), я всюду замечаю сочетание отдаленного и раздробленного, сочетание, сосуществование противоположных полей (и в деревенском, и в визуальном смысле слова), одновременно замкнутых и открытых (изгороди из чайного кустарника, сосен, мальвовых кустов, композиция из черных крыш, квадратная сеть улочек, асимметрично расположенные низкие домики); никаких оград (разве что очень низкие) и, между тем, здесь я никогда не чувствую себя окруженным горизонтом (который всегда отдает мечтой): никакого желания наполнить легкие воздухом и ударить себя в грудь, утверждая свое я в центре, равном бесконечности: подведенный к очевидности пустой границы, я поистине становлюсь безграничным, но без всякой идеи величия, без метафизической отсылки.
Все здесь жилище — от склона горы и до угла квартала; и я всегда нахожусь в самой роскошной комнате этого жилища: впечатление роскоши (которая вместе с тем есть роскошь киосков, коридоров, загородных домиков, мастерских живописцев, частных биб-
137
лиотек) возникает из-за того, что всякое место не имеет иных границ, кроме ковра, сотканного из живых ощущений, ослепительных знаков (цветы, окна, листва, картины, книги); пространство ограничено не длинной высокой стеной, но самой абстракцией различных частей видимого («видов»), меня обрамляющих: стена разрушена под воздействием надписи; сад предстает каменистым гобеленом, сотканным из мелких толщин (камни, бороздки на песке, оставленные граблями), общественное место — череда мгновенных событий, дающих доступ к значимому в столь живой и резкой вспышке, что знак исчезает еще до того, как какое-либо означаемое успевает «установиться». Как будто какая-то многовековая техника позволяет пейзажу или спектаклю разворачиваться в пространстве чистой значимости, обрывистой и пустой, как надлом. Империя знаков? Да, если иметь в виду, что эти знаки пусты, а ритуал лишен Бога. Посмотрите на кабинет Знаков (где жил Малларме), то есть туда, на все эти городские, домашние и сельские виды, и чтобы лучше понять, как устроен этот кабинет, возьмите в качестве примера коридор Шикидаи: он отделан светом, обрамлен пустотой и ничего в себе не содержит, он, конечно, украшен, но таким образом, что рисунки (цветы, деревья, птицы, животные) подняты, скрыты, убраны подальше от глаз, в нем нет места и мебели (довольно парадоксальное слово, обозначающее обычно
138
собственность, которую стараются хранить как можно дольше: у нас мебель обречена на неподвижность, в Японии же сам дом, который часто перестраивают, являет собой почти что движимое имущество); в этом коридоре, как в образцовом японском доме, лишенном мебели (или с редкой мебелью), нет ни одного места, хоть сколько-нибудь обозначающего собственность: ни сидения, ни кровати, ни стола, ни одного места, откуда тело могло бы утверждать себя в качестве субъекта (или хозяина) пространства: центр устранен (чудовищное лишение для западного человека, повсюду обеспеченного собственным креслом, собственной кроватью, собственника домашнего расположения).Лишенное центра, пространство оказывается обратимым: можно перевернуть коридор Шикидаи, и не случится ничего, кроме переворачивания справа налево или сверху вниз без всяких последствий: означаемое устранено раз и навсегда: проходя, пересекая или садясь на пол (или же на потолок, если перевернуть картинку), вы не найдете ничего, что можно было бы ухватить.
СПИСОК ИЛЛЮСТРАЦИЙ
Актер Кацуо Фунаки (архив автора) 8
Знак МУ, обозначающий «ничто» и «пустоту», начерченный ученицей (фото Николя Бувье, Женева) 11
Каллиграфия. Фрагмент манускрипта Изе-Шу, известный под названием Ишияма-гире. Китайская тушь и живопись на склеенной цветной бумаге. Период Хейан, начало XII века (20,1 x 31,8). Токио, коллекция Гииши Умецава (фото Х.-Д. Вебера, Кельн) 15
Йокой Йаю (1702—1783). Сбор грибов (Киноко-Гари). Бумага, тушь (з!,4 х49>iX Цюрих, коллекция Хайнца Браша (фото А. Гривеля, Женева) 3i
Японцы, когда идут за грибами, берут с собой стебель папоротника или, как на этой картинке, соломинку, на которую они насаживают грибы. Живопись айга всегда привязана к кокку, короткому стихотворению из трех строк:
Даже взгляд,
опущенный в поисках грибов,
становится жадным.
Веревочная занавеска (Нава-норен). Правая часть ширмы. Китайская тушь на бумаге с аппликацией из золотых листьев. Первый период Эдо, первая половина XVII века (159.6 х 9°>з)- Токио, коллекция Таки Хара (фото Х.-Д. Вебера, Кельн) 37
Игроки в Пашинко (фото Цохо Пресс, Токио) 41
План Токио. Конец XVIII — начало XIX века. Женева, архив Николя Бувье 45
141
План квартала Синдзюку, Токио: бары, рестораны, кинотеатры, большой магазин (Изетан) 48 Схема ориентировки 48 Схема ориентировки на обратной стороне визитки 5 о Борцы Сумо (архив автора) 54—55 Бочонки с сакэ (фото Даниэля Кордье, Париж) 59 Коридор Шикидаи. Дворец Нидзё, Киото, построенный
в 1603 году 65
Актер театра Кабуки на сцене и в городе (архив автора) 68—69 Статуя, принадлежавшая монахине Хоши, жившей в Китае в начале эпохи Тан, конце периода Хэйан. Киото, Национальный Музей (фото Цохо Пресс, Токио) 7 2
Жест учителя письма (фото Николя Бувье, Женева) 73
На набережной Иокогама — Документ взят из Иллюстрированной ЯпонииФелисьена Шаллаэ, Библиотека Larousse, Париж 1915 (фото Андервуд, Лондон и Нью-Йорк) 82
Преподношение подарка. Документ из Иллюстрированной Японии(op. cit.) 85
Анонимный автор (предположительно середина XVI века). Баклажаны и огурец (Насу-Ури). Живопись Школы Хокусо (Школы Севера). Бумага, тушь (28,7 x 42,5) Цюрих, коллекция Хайнца Браша (фото Мориса Ба-бея, Баль) 89
Сад Храма Тофукудзи, Киото, основан в 1236 году (фото
Фукуи Асахидо, Киото) юо
Женщина, начинающая писать письмо. Оборотная сторона почтовой открытки, отправленной мне моим японским другом. Лицевая сторона неразборчива: я не знаю, кто эта женщина, нарисована она или загримирована и что она собирается написать: потеря осно-
142
вания, в которой узнается то самое письмо, роскошным и сдержанным выражением которого является, на мой взгляд, эта картинка. (Р. Б.) 111