Империя

Негри Антонио

Вторым основным направлением действий по созданию народа, которому способствовало и первое, является стирание внутренних различий посредством репрезентации всего населения господствующей группой, расой или классом. Репрезентирующая группа является активной силой, стоящей за действенностью понятия нации. В ходе самой Французской революции в период между Термидором и приходом к власти Наполеона понятие нации раскрыло свое сущностное содержание и послужило противоядием идее и силам революции. Даже в ранних трудах Сиейеса мы ясно видим, как нация служит обузданию кризиса и как суверенитет будет обретен вновь при помощи представительства буржуазии. Сиейес утверждает, что у нации может быть только один общий интерес: порядок был бы невозможен, если допустить, что у нации может быть несколько различных интересов. Общественный порядок с необходимостью предполагает единство целей и согласованность средств [158] . Понятие нации в первые годы Французской революции было первым вариантом идеи установления гегемонии народа и первым сознательным манифестом социального класса, кроме того, оно засвидетельствовало завершение процесса секуляризации, увенчав его и поставив в нем последнюю точку. Понятие нации никогда не было столь реакционным, как тогда, когда оно представляло себя революционным [159] . Парадоксально, но оно не могло не стать завершением революции, концом истории. Переход от революционной деятельности к духовному строительству нации и народа неизбежен и предполагается самими этими понятиями [160] .

158

См.: Sieves, Qu 'est-ceaue le Tier Etat?

159

См.

Введение Роберто Дзаперри, Sieves, Qu 'est-ceaue le Tier Etat? pp. 7-117.

160

Больше ста лет спустя введенное Антонио Грамши понятие "национально-народного" рассматривалось как попытка поставить на службу пролетариату именно это действие класса-гегемона. Для Грамши понятие "национально-народного" является общим термином, объединяющим и народ, и интеллектуалов, и, таким образом, оно служит мощным средством осуществления народной гегемонии. Грамши А., "Тюремные тетради". Избранные произведения, в 3-х тт., т. 3, (М., 1959). С 517–523. Прекрасную критику грамшианского понятия "национально-народного" см.: Alberto Asor Rosa, Scrittori epopolo, 7th ed. (Rome: Savelli, 1976).

Таким образом, суверенитет нации и суверенитет народа были созданы в процессе духовного строительства, то есть стали результатом конструирования идентичности. Когда Эдмунд Берк возражал Сиейесу, его точка зрения отличалась от мнения оппонента гораздо меньше, чем мы могли бы предположить, учитывая жаркий полемический климат той эпохи. Фактически даже для Берка национальный суверенитет является результатом духовного конструирования идентичности. Этот факт еще более очевиден в работах тех авторов, кто нес знамя контрреволюционного проекта на европейском континенте. Континентальные концепции этого духовного строительства возродили как историческую, так и волюнтаристскую традиции нации и добавили к концепции исторического развития трансцендентальный синтез национального суверенитета. Этот синтез уже присутствует в завершенной форме, если мы принимаем тождество нации и народа. Иоганн Готлиб Фихте, например, языком, в той или иной мере близким мифологии, утверждает, что родина и народ есть представители и мера земной вечности; они — то бессмертное, что есть на этой земле [161] . Контрреволюция романтизма на самом деле была более реалистичной, чем революция Просвещения. Она оформила и закрепила то, что уже свершилось, прославляя это в бессмертном ореоле гегемонии. Третье сословие — это власть; нация — его целостная репрезентация; народ — его прочное и естественное основание; национальный суверенитет — ось истории. Тем самым любая историческая альтернатива буржуазной гегемонии окончательно вытеснялась собственной революционной историей буржуазии [162] .

161

Johann Gottlieb Fichte, Addresses to the German Nation, trans. R. F. Jones and G. H. Turnbull, (Westport Conn.: Greenwood Press, 1979).

162

Следует отметить, что авторы, делающие попытки интерпретировать идеи Гегеля в либеральном ключе, от Рудольфа Хайма до Франца Розенцвайга, преуспели лишь в отношении его политической теории, заострив внимание на ее аспектах, касающихся понятия нации. См.: Rudolf Haym, Hegel und sein Zeit(Berlin, 1857); Franz Rosenzweig, Hegel und der Stoat (Munchen, 1920); и Erich Weil, Hegel et l'Etat (Paris: Vrin, 1950). Розенцвайг один из тех, кто лучше всего понимает трагедию неизбежности соединения теории нации и этики в системе Гегеля. См.: Franz Rosenzweig, The Star of Redemption, trans. William Hallo (New York: Holt, Rinehart, and Winston, 1971); а также прекрасную интерпретацию в: Stephane Moses, Systeme etre velation: la philosophie de Franz Rosenzweig (Paris: Seuil, 1982).

Эта буржуазная формулировка понятия национального суверенитета далеко превзошла все предшествующие формулировки понятия суверенитета, данные современностью. Она закрепила особый господствующий образ суверенитета эпохи современности, образ победы буржуазии, которой был придан характер исторического события всеобщей значимости. Национальная особенность — это потенциальная всеобщность. Все нити длительного развития сплетаются здесь воедино. В понятие идентичности, то есть духовной сущности народа и нации, входят понятия территории, насыщенной культурными значениями, общей истории и языковой общности; но, кроме того, здесь присутствуют и идеи консолидации победы класса, устойчивого рынка, возможности экономической экспансии и новых пространств для инвестиций и распространения цивилизации. Короче говоря, конструирование национальной идентичности гарантирует непрерывное укрепление легитимации, а также права и власти единства как священной и высшей ценности. Это решающий сдвиг в представлении о суверенитете. В содружестве с понятиями нации и народа представление о суверенитете, характерное для современности, смещает свой эпицентр от опосредования конфликтов и кризиса к единому опыту нации-субъекта и его воображаемого сообщества.

НАЦИОНАЛИЗМ УГНЕТЕННОЙ НАЦИИ

До этого момента наше внимание было сосредоточено на развитии понятия нации в Европе в то время, когда та шла к мировому господству. Однако за пределами Европы понятие нации часто выполняло совсем иную функцию. Фактически в некотором смысле можно даже утверждать, что в угнетенных, а не господствующих группах оно выполняло противоположную роль. Говоря более определенно, представляется, что, оказавшись в руках доминирующих групп, понятие нации поддерживает застой и реставрацию, а в руках угнетенных групп — это оружие перемен и революции.

Прогрессивная природа национализма угнетенных наций определяется двумя основными функциями, каждая из которых весьма неоднозначна. Важнее всего то, что идея нации служит прогрессу настолько, насколько она выступает линией обороны против господства более могущественных наций и внешних экономических, политических и идеологических сил. Право на самоопределение угнетенных наций на самом деле оказывается правом на отделение, на выход из-под контроля господствующих держав [163] . В ходе антиколониальной борьбы, таким образом, понятие нации использовалось как оружие для разгрома и изгнания врагов-оккупантов, подобным же образом и антиимпериалистическая политика воздвигала стены нации в противостоянии превосходящим силам иностранного капитала. Понятие нации также служило идеологическим оружием против господствующего дискурса, считавшего население и культуру зависимых стран сущностями низшего порядка; притязание на национальную принадлежность утверждало чувство собственного достоинства народа, легитимировало требования независимости и равенства. В каждом из этих случаев нация является прогрессивной силой только потому, что выступает как укрепленная линия обороны против более могущественных внешних сил. Однако настолько, насколько эти стены служат прогрессу, являясь защитой от внешнего господства, настолько же легко они могут сыграть противоположную роль в отношении того внутреннего пространства, которое они защищают. Оборотная сторона структуры, противостоящей внешним силам, сама является господствующей силой, которая в своем внутреннем пространстве осуществляет такое же принуждение, подавляя различия и противоположности во имя национальной идентичности, единства и безопасности. Бывает трудно отличить друг от друга защиту и принуждение. Эта стратегия "национальной защиты" является обоюдоострым мечом, который временами необходим, несмотря на всю его разрушительность.

163

"Социалисты не могут достигнуть своей великой цели, не борясь против всякого угнетения наций. Поэтому они безусловно должны требовать, чтобы с.-д. партии угнетающих стран (так называемых "великих" держав особенно) признавали и отстаивали право угнетенных наций на самоопределение, и именно в политическом смысле слова, то есть право на политическое отделение". См.: Ленин В. И., "Из брошюры Социализм и война (Отношение РСДРПк войне)", О национальном вопросе и национальной политике (М.: Политиздат, 1989), с. 303–304.

Во-вторых,

идея нации служит прогрессу в той степени, в какой она способствует единству потенциального сообщества. Частью "модернизирующего" воздействия идеи нации в зависимых странах было сплочение различных групп населения, разрушающее религиозные, этнические и языковые барьеры. Объединение таких стран, как, например, Индонезия, Бразилия или Китай, — продолжающийся процесс, который предполагает преодоления разного рода многочисленных барьеров, — но во многих случаях национальное объединение было подготовлено европейским колониальным господством. В случаях с диаспорами нация порою оказывается единственной имеющейся в их распоряжении идеей, способной обеспечить воображаемое единство дискриминируемых групп; так, например, Ацтлан [164] рисуется в воображении в качестве расположенной в Северной Америке географической родины la Raza, латиноамериканской нации как духовного сообщества. Вероятно, Бенедикт Андерсон прав, говоря, что нацию нужно понимать как воображаемое сообщество, но тут же мы должны будем признать, что это утверждение имеет и противоположное значение: нация становится единственным способом воображения сообщества. Воображая сообщество, мы сразу представляем себе нацию, что серьезно обедняет наше представление о сообществе. Точно так же, как и в господствующих странах, здесь множественный и сингулярный характер масс упраздняется в смирительной рубашке идентичности и гомогенности народа. И вновь отметим: объединяющая сила идеи нации для угнетенных наций выступает как обоюдоострый меч, служащий прогрессу и реакции одновременно.

164

Ацтлан — "белая земля", легендарная прародина ацтеков, предположительно расположенная на севере или северо-западе современной Мексики. См. также: Мережковский Д. С, Атлантида-Европа: Тайна Запада, вступ. ст. В. Д. Цыбина (М.: Русская книга, 1992). с. 103.

Оба эти одновременно прогрессивных и регрессивных аспекта национализма угнетенных наций представлены во всей своей неоднозначности в традиции черного национализма в Соединенных Штатах. Лишенный как таковой какой-либо привязки к территории (и потому, несомненно, отличающийся от большинства прочих видов национализма угнетенных наций), он также выполняет две основные способствующие прогрессу функции, порою борясь за то, чтобы представить себя таким же идейным течением, как идеология настоящих, территориально определенных наций. Так, в начале 60-х гг. XX века, после мощного толчка, данного Бандунгской конференцией и вспыхнувшим национально-освободительным движением в Африке и Латинской Америке, Малкольм Икс попытался переориентировать основные требования движения афроамериканцев с борьбы за "гражданские права" на борьбу за "права человека", риторически обращаясь, таким образом, не к американскому Конгрессу, а к Генеральной Ассамблее ООН [165] . Малкольм Икс, подобно многим афроамериканским лидерам начиная по крайней мере с Маркуса Гарвея, ясно представлял себе преимущество выступать от имени нации и народа. Понятие нации формирует здесь оборонительную позицию отделения от господствующей "внешней" власти, и в то же время представляет самостоятельную, автономную власть единого сообщества, власть народа.

165

См.: Malcolm X, "The Ballot or the Bullet", in Malcolm X Speaks (New York: Pathfinder, 1989), pp. 23–44. Рассуждения о национализме Малкольма Икса, в частности о его попытке основать Организацию Афроамериканского Единства в последний год жизни, см.: William Sales, Jr., From Civil Rights to Black Liberation: Malcolm X and the Organization of Afro-American Unity (Boston: South End Press, 1994).

Однако важнее подобных теоретических и риторических утверждений реальные практики черного национализма, то есть богатое разнообразие видов деятельности и явлений, рассматриваемых самими участниками движения как выражение черного национализма: от групп по военноспортивной подготовке и шествий представителей сообщества до продовольственных программ, собственных школ и проектов экономического развития и самообеспечения сообщества. Как пишет Ванеемо Любиано, "черный национализм значим в силу своего повсеместного присутствия в жизни черных американцев" [166] . Во всех разнообразных видах деятельности и сферах жизни черный национализм означает самостоятельно установленные сферы компетенции, создающие сообщество и допускающие его относительное самоопределение и самообустройство. Несмотря на неоднородность явлений, называемых черным национализмом, мы все еще можем распознать в них две основные прогрессивные функции национализма угнетенных наций — защиту и объединение сообщества. Черным национализмом может называться любое выражение обособленности и автономной власти афроамериканцев.

166

Wahneema Lubiano, "Black Nationalism and Black Common Sense: Policing Ourselves and Others", in Wahneema Lubiano, ed., The House That Race Built (New York: Vintage, 1997), pp. 232–252; цит. no p. 236. См. также: Wahneema Lubiano, "Standing in for the State: Black Nationalism and ’Writing’ the Black Subject", Alphabet City, no. 3 (October 1993), 20–23.

Однако и прогрессивные составляющие черного национализма неизбежно отбрасывают реакционные тени. Репрессивные силы нации и народа подавляют самостоятельность сообщества и разрушают его множественный, неоднородный характер. Когда черный национализм представляет в качестве своей основы однородность афроамериканского народа (затушевывая, например, классовые различия) или когда он обозначает один из сегментов сообщества (например, афроамериканских мужчин), как de facto представителей целого, глубокая двойственность прогрессивных функций национализма угнетенных наций проявляется наиболее ясно [167] . Именно те структуры, которые играют защитную роль по отношению к внешним силам — в интересах усиления власти, автономии и единства сообщества — по отношению к нему самому выполняют функцию подавления, разрушая множественность сообщества.

167

Вопрос о "черном суверенитете" поднимается Седриком Робинсоном как основной в ходе его выступления против поддержки В. Э. Б. Дю Буа Либерии в 1920-1930-х гг. Робинсон считает, что Дю Буа некритически поддерживает силы суверенитета современности. См.: Cedric Robinson, "W. Е. В. Du Bois and Black Sovereignty", in Sidney Lemelle and Robin Kelley, eds., Imaging Home: Culture, Classand Nationalism in the African Diaspora (London: Verso, 1994), pp. 145–157.

Однако следует подчеркнуть, что эти двойственные по своей природе прогрессивные функции понятия нации проявляются в основном тогда, когда нация не связана крепко-накрепко с суверенитетом, то есть пока воображаемая нация еще не существует, пока она остается просто мечтой. Как только нация начинает обретать атрибуты суверенного государства, все ее прогрессивные функции исчезают. Жан Жене был очарован революционным желанием афроамериканцев из "Черных Пантер" [168] и палестинцев, но он понимал, что превращение в суверенную нацию означало бы конец их революционных качеств. "С того дня как палестинцы обретут государственность, — говорил он, — меня не будет больше на их стороне. В тот день, когда палестинцы станут такой же нацией, как все прочие, меня с ними не будет" [169] . С успехом национального "освобождения" и созданием национального государства все репрессивные функции современного суверенитета неизбежно расцветают буйным цветом.

168

"Черные пантеры" — партия леворадикального толка, основана в 1966 г. в Калифорнии. Во второй половине 1960-х гг. под лозунгом "вооруженной самообороны" принимала активное участие в движении за гражданские права афро-американцев. К середине 1970-х гг. практически прекратила свое существование в результате репрессий властей, убийств и арестов ее лидеров.

169

Jean Genet, "Interview avec Wischenbart", in Oeuvres completes, vol. 6 (Paris: Gallimard, 1991). p. 282. О личных впечатлениях Жене от знакомства с членами "Черных пантер" и палестинцами см. его последний роман Влюбленный пленник: Jean Genet, Prisoner of Love, trans. Barbara Brey (Hanover, N. H.: Wesleyan University Press, 1991).