Имперские истории
Шрифт:
Когда гном высунул наружу голову со всклокоченными волосами и нечесаной бородой, никто не обратил на него внимания, кроме пары слабонервных кобыл, которые вдруг заржали и испуганно шарахнулись в сторону. Их седоки усмирили животных и даже не повернули в его сторону голов. «Ага, значит, мы не пленники, иначе бы непременно хлыстами по морде моей прошлись бы и чего ласкового и нежного наговорили бы!» – подумал гном и высунулся больше, решив продолжить познавать окружающий его мир.
Вереница карет была длинной, всего экипажей было около десяти, если не считать нагруженных дорожными сундуками повозок, ползущих в конце процессии, двигающейся неизвестно куда и непонятно
– Чего высунулся? Ползи лучше сюда, если сможешь! – внезапно донесся откуда-то сверху знакомый гному голос.
Пархавиэль вывернул шею до хруста в позвоночнике и, щурясь под лучами яркого солнца, посмотрел вверх. На козлах кареты сидел Артур, ободранный, раненый, но все же узнаваемый по лохмотьям куртки, скуластым щекам и блестевшей в обрамлении окровавленной повязки лысине. Не стоит и говорить, что гном хоть и чувствовал слабость в теле и легкое покалывание в задетом копьем боку, но все же не преминул воспользоваться приглашением и осторожно полез через окошко наверх. К сожалению, их карета находилась в самой середине процессии, и Артур не мог притормозить. Взобраться на козлы стоило гному много усилий, но ради возможности получить подробные ответы, не дожидаясь остановки кортежа, Пархавиэль был готов и помучиться.
– Ты как, оклемался, что ли? – поинтересовался Артур, не отрывая глаз от дороги, не извилистой, но запруженной каретами и лошадьми.
– Вроде бы, – буркнул гном, – а другие все живы?
– Какой там. Из наемников графа почти никого не осталось: человек пять на ногах еле держатся да еще два десятка тяжелораненых в лежку по каретам лежат. Тебя еще хорошо пристроили, с комфортом, в остальных экипажах человек по пять, по шесть разместили.
– Да я не об этом, мне до людей Совера дела нет, – проворчал Зингершульцо, поправляя неумело наложенную на живот повязку, которая обвисла и начала сползать вниз.
– А-а-а, – протянул на одной ноте Артур. – Извини, не понял сразу, кого ты под «другими» в виду имел. Флейта ранена, но ничего серьезного, она в одной из карет едет. Нивел… – Артур вдруг замолчал и выдержал такую долгую паузу, что Зингершульцо стал уже беспокоиться за паренька. – Сказать, что с ним все в порядке, не могу… но так вроде жив-здоров, даже ни одной царапины нет…
– Так в чем же дело?
– Да ни в чем, все в порядке, – пожал плечами Артур и тут же вытянул руку вперед. – Вон, видишь, третья по счету карета? Он в ней, точнее, на ней едет. Любит парнишка лошадьми управлять. Кстати, лошадки у графа отменные…
Пархавиэль почувствовал, что бывший пират чего-то недоговаривает и специально уводит разговор в сторону. «Да пес с ним, разбойником этим! Кто ж его разберет, какие тараканы в башке у этого типа водятся!» – решил Пархавиэль и не стал выведывать, что Артур имел в виду под словом «вроде».
– Послушай, а чего карет-то так много? Куда мы едем и кто эти? – Гном покосился на едущих по обе стороны от карет всадников. – Я же ничегошеньки не помню…
– А помнить-то и нечего… – Артур замолчал, надул щеки, а потом резко нагнулся и быстро зашептал на ухо Пархавиэлю: – Пройдоха твой Совер, каких еще поискать надо. Такую кашу заварил, такую аферу прокрутил и сухим из воды вышел… талант!
– Ты
– На помощь нам подоспели отряды самборианских землевладельцев, уставших терпеть козни, самоуправство и казнокрадство герцога-управителя, мерзавца, не чтящего имперские законы и возомнившего себя чуть ли не ровней самому Императору! – не произнес, а громко продекламировал Артур, выразительно покосясь на прислушивающихся к их разговору всадников. – Услышав, что стража герцога беззаконие чинит, вторглась со злым умыслом на земли их почтенного соседа, сиятельного графа Карвола, рыцари Самбории встали на защиту справедливости и законности. Опоздав спасти прекрасный замок Гифор от разрушения, а его героических защитников от лютой смерти, рыцари преисполнились праведным гневом и направили коней своих в столицу, дабы предать злодея-управителя справедливому суду! Примерно так дело было… – произнес Артур и смачно сплюнул на землю.
– Так что ж это выходит?..
– Вот и я о том, Парх, вот и я о том… – снова наклонившись к косматой голове гнома, прошептал Артур. – Паренек наш титулованный хорошую аферу прокрутил. А у каждой маленькой игры при желании могут оказаться весьма большие последствия. Герцог-то местный не просто ставленник принца Андера, а его близкий родственник. Господа же этих… – Артур кивнул головой в сторону конных солдат, – рьяные приверженцы лагеря герцога Лоранто. Вот и выходит, что суд над злодеем управителем приведет к большим переменам не только и не столько здесь, сколько в Кархеоне. Позиции Лоранто укрепятся, а принц Андер окажется в опале, возможно, даже в безвременной ссылке. Чуешь, какие ставки в этой маленькой провинциальной потасовке, в какую передрягу нам удалось угодить?
– И что же теперь будет? – Предпочитающему сторониться всего, к чему был приклеен ярлык «политика», гному вдруг стало не по себе.
– Да ничего особенного, – равнодушно заметил Артур. – Все обошлось: мы выжили и на стороне победителя оказались. Хотели на юг попасть, вот и едем, да не одни, а с самим главным зачинщиком этой бузы и вооруженным до зубов эскортом. Напрямик едем, через Мурьесу, с таким сопровождением к нам ни одна повстанческая шваль не подступится!
– Погодь, а почему Совер на юг едет?
– Чудак ты, – усмехнулся Артур и качнул раненой головой так сильно, что чуть не свалился с кареты. – У каждой игры, тем более дворцовой, есть свои правила. Герой-мученик должен обязательно погибнуть… для большего эффекта, чтоб участь врагов суровей была! Ну а пасть смертью храбрых нашему милостивому покровителю не захотелось, да и Лоранто, видать, его шибко ценит, вот и придумал мальчонка спектакль с воскрешением разыграть. Отсидится на юге несколько месяцев, а потом вдруг при дворе Императора вновь и объявится. Дескать, ранен тяжело был, как спасся, не помню. Слуги верные надежно укрыли да выходили.
Артур высказал, что было на душе, и успокоился, щеки же Пархавиэля, наоборот, только начинали наливаться краской, а огромные ладони сжиматься в кулаки.
– Остынь! – произнес пират, чувствуя, что оскорбленный и обманутый гном может натворить глупостей, от которых станет значительно хуже всем. – Не мы первые и не мы последние, кого благородные господа в свои планы не посвящают и дурить изволят. А Совер… он не самый плохой экземпляр из всей этой высокородной мрази. По крайней мере оно людях своих помнит. Смотри, сколько карет! Он не только сам драпает, но и слуг с собой взял: и наемников раненых, и домашнюю челядь; всех от греха подальше в теплые края увозит, а ведь другой, не задумываясь, бросил бы…