Имперский пёс. «Власовец» XXI века
Шрифт:
– Гутен абент, герр Хильшер! – обнажив в улыбке желтые кривые зубы, поприветствовал мужчину врач. – А вы все такой же импозантный.
Профессор резко остановился и внимательно вгляделся в улыбчивую физиономию доктора. Несмотря на долгие почти тридцать лет, прошедших с момента их последней встречи, Фридрих сразу узнал врача, некогда работающего в команде доктора Хирта. Он не слишком изменился с тех пор, разве что немного усох и сморщился, но маленькие седые усики а-ля фюрер все так же украшали его вытянутое лошадиное лицо.
– И вам здравствовать, герр Йох…
– Марк! – поспешно перебил Хильшера доктор. – Марк Бруно, к вашим услугам! Даже в этой богадельне, – понизив голос, доверительно прошептал доктор, – у стен есть уши. Очень, знаете ли, не хочется повторить судьбу Адольфа Эйхмана {12} …
–
– Да мне уже немного осталось. – Бруно снял очки с круглыми стеклами и суетливо принялся протирать их полой больничного халата. – Годы, знаете ли, давят, – сказал он, водружая очки на место. – Может статься, что с вашей помощью мне удастся помереть спокойно и в кое-каком достатке.
12
Эйхман, Адольф – (Eichmann), (1906–1962), один из главных нацистских руководителей, непосредственно ответственный за смерть миллионов евреев. Родился 19 марта 1906 г. в Золингене. Молодые годы провел в Линце, Австрия, там же, где жил в юности Гитлер. За темный цвет волос и глаз Эйхман получил от сверстников прозвище «der kleine Jude» («маленький еврей»). Окончил народную школу в Тюрингии, затем недолго изучал электротехнику в университете, но был вынужден бросить учебу из-за инфляции. Был коммивояжером одной нефтяной компании в Вене. Там же присоединился к нацистскому движению, в котором нашел отражение собственной ненависти к евреям, участвовал в массовых митингах и собраниях. В 1927 г. Эйхман вступил в молодежную секцию организации австро-германских ветеранов, а в 1932 г. стал членом австрийской нацистской партии, что привлекло к нему внимание австрийской полиции и вынудило покинуть страну и перебраться в Берлин. В 1934 г. Эйхман вступил в СД и был назначен на службу в картотеку. Он оказался одаренным человеком, скрупулезным, трудолюбивым, прирожденным организатором и образцовым специалистом. Сделав блестящую карьеру, Эйхман перешел позднее в гестапо, где Гиммлер, посчитав его знатоком иврита, назначил его начальником управления по еврейским делам. В 1937 г. Эйхман посетил Палестину с целью наладить контакты с арабскими лидерами, но вскоре был выслан из страны британскими властями. Вернувшись в Германию, Эйхман стал быстро продвигаться по служебной лестнице и дослужился до звания оберштурмбаннфюрера СС. После работы в Центральном имперском управлении по вопросам еврейской эмиграции он был назначен руководителем подотдела IV B4 Главного управления имперской безопасности (РСХА). 20 января 1942 г. Эйхман принял участие в Ванзееском совещании, на котором был окончательно решен вопрос о депортации евреев на восток и в «лагеря смерти». В августе 1944-го Эйхман в докладе Гиммлеру сообщил, что, несмотря на отсутствие точной статистики, во исполнение этого решения уничтожено около 4 млн евреев и еще 2 млн евреев уничтожено другими службами. В конце Второй мировой войны Эйхман был арестован американскими спецслужбами и направлен в лагерь для интернированных лиц, откуда в 1946 г. ему удалось бежать. В 1952 г. Эйхман сумел перебраться в Южную Америку, где в течение трех лет он переезжал из страны в страну, пока не обосновался в 1955 г. в Буэнос-Айресе. Поступив на работу в филиал автомобильной фирмы «Мерседес-Бенц», он выписал к себе из Германии жену и двоих детей. Хотя ему удалось раздобыть поддельный паспорт на имя Клементо Рикардо, это его не спасло: 13 мая 1960 г. прямо на улице он был схвачен группой израильских агентов и тайно вывезен в Израиль. В Иерусалиме Эйхман предстал перед судом, длившимся более полугода. 15 декабря 1961 г. ему зачитали смертный приговор. Эйхмана повесили 1 июня 1962 г. в тюрьме Рамлех. Тело его было сожжено, а прах развеян над морем вдали от берега.
Хильшер изумленно посмотрел на доктора.
– Вы хотите отказаться от моего предложения? – удивленно приподнял брови Фридрих. – Даже не выслушаете?
– Поймите меня правильно, герр Хильшер, но я не хочу связываться на старости лет ни с чем этаким… Я отдаю вам бумаги, а вы мне платите, как обещали посреднику… И мы разбежимся…
– Вы в курсе, сколько я заплачу за эти бумаги?
– Да, мне сообщили.
Профессор с сомнением покачал головой – ему не хотелось терять такого специалиста. Единственного в своем роде…
– У меня осталось немного сырья, Йохан, – пустил в ход последний козырь профессор. – Доннерветтер! Я потратил столько лет, чтобы разыскать тебя! Я не могу потратить еще столько же, чтобы воспитать нового спеца и довести препарат до ума! Я просто сдохну от старости! А я хочу жить! И как можно дольше!
– У тебя остался сырец? – шепотом переспросил Хильшера старый нацист Йохан фон Крезе, некогда бывший почетным профессором медицины Берлинского университета, а ныне влачащий жалкое существование врача в одном из дурдомов Чили. – Но ведь мы истратили последнее… Нам не хватало сущей малости, чтобы получить стабильные результаты! И ты… Простите, герр Хильшер, вы, – почтительно поправился Йохан, – вы скрыли это от нас? Когда мы были на пороге гениального открытия?!
– Что бы вы делали с вашим гениальным открытием без сырца? Куда бы его засунули? Хотите, скажу, доктор?
– Нет уж, увольте, герр Хильшер!
– Да и время было такое… Я не имел права рисковать!
– Да, я понимаю. Но если у вас есть сырец, это в корне меняет все дело! Что вы можете мне предложить?
– Мы что, будем обсуждать наши дела в коридоре? – спросил Фридрих. – Не разочаровывайте меня, Йохан… Э-э-э Бруно… Марк Бруно, так действительно лучше – нам не нужны проблемы.
– Прошу вас, герр Хильшер, следуйте за мной! – Бруно прибавил ходу и, взмахнув развевающимися полами халата, скрылся за поворотом изгибающегося буквой «Г» коридора.
Чтобы не отстать от престарелого нациста, Фридриху тоже пришлось ускорить шаг.
– Нам сюда! – Бруно открыл одну из похожих друг на друга как братья-близнецы дверей, приглашая профессора войти в палату.
Проскользнув в помещение вслед за Хильшером, Марк плотно закрыл за собой дверь. Не ограничившись этим, Бруно выудил из кармана халата связку ключей. Немного повозился, выискивая нужный. Затем, вставив его в скважину, с трудом провернул тугой замок – видимо, им уже давно никто не пользовался.
Пока Марк возился с замком, профессор огляделся. На четырех кроватях покоилось четыре неподвижных тела, упакованных в смирительные рубашки. Расслабленные бледные лица землистого оттенка сливались с серыми, давно не беленными стенами палаты. Отсыревший потолок, покрытый трупными пятнами зеленой плесени, производил удручающее впечатление. Запах нечистот в палате был невыносимым, видимо, «утки» из-под больных выносились крайне нерегулярно. Заметив брезгливую гримасу профессора, Бруно виновато развел руками:
– Благотворительное заведение, что тут поделать?
– Неужели это благотворительность так мерзко воняет? – ехидно поинтересовался Хильшер.
– Может быть… Может быть… – туманно заметил Бруно. – Но мы же сюда пришли не благотворительностью заниматься, а делом? Не так ли?
В палате обнаружилась еще одна дверь.
– Мой кабинет, – сообщил Марк, распахивая облупленную дверь.
Кабинет бывшего светила оказался маленьким, в нем едва-едва умещались стол, два стула и несгораемый сейф средней величины.
– Присаживайтесь, герр профессор, – пригласил Бруно.
Хильшер брезгливо оглядел грязный рассохшийся стул, провел по сиденью пальцем и лишь после этого сел.
– Я вас внимательно слушаю, Фридрих, – произнес Бруно.
– Мы решили вновь возродить проект «Божественная кровь». Со всеми вытекающими…
– Мы – это кто? – уточнил Марк.
– Из всего ордена нас осталось лишь двое: я и Вольфрам.
– Зиверс? – удивленно подался вперед Марк. – Его же казнили в сорок шестом!
– У нас много секретов, Марк. Я предлагаю вам влиться в наши немногочисленные пока ряды. Влиться полноценным членом ордена, а не рядовым… Хотя нет, вы никогда не были рядовым исполнителем, Йохан. За это мы вас и ценим! Вам я предлагаю вновь возглавить исследования…
– Если моя работа будет закончена, я… Я могу надеяться… Вы можете гарантировать мне дозу препарата?
– Я гарантирую вам это, профессор, – честно ответил Хильшер.
– Я готов, герр Хильшер. Когда можно приступить?