Импровиз. Сердце менестреля
Шрифт:
В любое время года, в непогоду и жару, наследник Дома Серебряного Барса находил время, чтобы побыть в любимом саду. Да хотя бы просто походить, заложив большие пальцы за пояс с серебряными накладками, изображавшими герб его Дома. Особенно после завтрака – филе куропатки, острый сыр, гусиный паштет и легкое розовое вино с фруктами. Фрукты приходилось привозить из Айа-Багаана – свои в Аркайле еще не созрели.
Весеннее солнце все смелее и смелее ласкало землю, которую устилали облетевшие лепестки цветов. Пран Эйлия не разрешал садовникам убирать их, находя удовольствие в созерцании
Расхаживая по дорожкам, он прислушивался к едва уловимому похрустыванию гравия, к тихому шелесту листвы, скрипу ветвей, колышущихся под ветром. Городской особняк Дома Серебряного Барса стоял близко к гавани и насквозь продувался ветром в любое время года. Но прану Эйлии это нравилось. Движение и шорохи настраивали его на поэтический лад.
Вот и сейчас он задумался и, остановившись под сливой, забормотал:
– Полные горсти тоски доведется испить… В этом краю, где покинуло счастье меня… – улыбнулся. – А ведь неплохо. И что же дальше? Ты ускакала, лишив меня счастья любить… Нет, не хорошо – два «счастья» подряд. И «ускакала» тоже как-то, не о кобыле же я пишу?
Пран снова задумался. На самом деле его никто не покидал. Молодая жена из правящего Дома не уезжала никуда, и многочисленные служанки, которых он частенько прижимал в укромных уголках особняка, тоже не спешили покинуть работу, приносившую кров и хлеб насущный. А от фавориток из обедневших ветвей других Домов, которые еще три года назад вились вокруг богатого, молодого и красивого дворянина, пришлось отказаться. Мариза отличалась ревнивым характером. Нет, она ни за что не устроит показной скандал, но вполне способна превратить жизнь супруга в сущий кошмар ежедневными придирками, слезами и жалобами. Один раз он допустил неосторожность, и Мариза узнала о существовании хорошенькой голубоглазой блондинки из Дома Красного Лиса. Закончилось дело тем, что пран Родд, глава Дома, устроил сыну отменнейшую выволочку. Барон Родд никогда не стучал кулаками по столу, не кричал, не краснел и не брызгал слюной, как бароны из Дома Охряного Змея. Нет, он говорил ровным холодным голосом, тихо говорил, иногда почти шептал, но те, кто навлек на себя его немилость, обливались холодным потом и дрожали. Даже если провинился родной сын.
Вот с того-то дня пран Эйлия и не позволял себе иных вольностей, кроме как написать альбу на кевинальский манер или сонет, который предпочитали в Трагере. Но даже не отправлял их бывшим пранам своего сердца. Записывал в тетрадь с красивой тисненой золотом обложкой и иногда перечитывал, сидя в любимой Жасминной беседке. Но он продолжал считать себя поэтом и любил повторять изречение древнего мудреца: «Можешь не писать, не пиши». Сам же он не писать определенно не мог. В голову так и лезли строки, рифмы, разные ритмы и размеры.
– Полные горсти тоски доведется испить… В этом краю, где покинуло счастье меня… Нет, где покинула радость меня. Вот! Мечта улетела, лишив меня счастья любить… Что же дальше? Ни дня? Оседлать мне коня? Верность храня… Да, кажется, так.
Звук шагов отвлек его от сочинительства. Эйлия
Но, увидев, кто же приближается к нему, пран Эйлия натянул на лицо благожелательную улыбку так быстро, что мог посоперничать с фокусником, меняющим под платком розу на синицу. По дорожке решительно и торопливо шагала прана Мариза. Черное бархатное платье с серебряной нитью на рукавах и лифе, серебряная цепочка со вставками бирюзы вместо пояса, волосы собраны в высокую прическу и украшены одной нитью жемчуга.
Эйлия сделал три шага навстречу супруге и поклонился.
– Мариза, радость моя…
Она церемонно присела, приподняв кончиками пальцев юбку.
– Что привело тебя в столь ранний час в сию обитель уединения? – продолжал пран.
– Исключительно желание нарушить уединение, – сверкнула карими глазами Мариза и, не дожидаясь ответа супруга, перешла в наступление. – События минувших нескольких дней в Аркайле таковы, что мы просто не имеем право сидеть сложа руки!
– Прошу простить мою наивность, но что такое произошло в Аркайле? – Эйлия подставил жене правую согнутую в локте руку и кивком предложил прогуляться вместе.
Они пошли рядом, шагая в ногу. Подол платья Маризы шуршал по опавшим лепесткам.
– Только не говори мне, что неразбериха при дворе прошла мимо тебя.
– Ну, какие-то отголоски доносились. Только я не воспринимаю эту мышиную возню… Ты же знаешь, меня интересует высокое искусство.
– Ты говоришь о мышиной возне, когда капитан стражи протыкает насквозь шпагой капитана гвардии, а потом погибает при странных обстоятельствах? При этом успевает нанести оскорбление главе Дома Охряного Змея и оружием прокладывает себе дорогу из герцогского замка. Ты говоришь о мышиной возне, когда браккарцы освобождают преступника, повинного в смерти моего отца, и увозят его в неизвестном направлении. Разве может уважающий себя пран из Высокого Дома быть столь наивным?
– Прошу тебя, Мариза, не начинай. Ты же знаешь, я сочинял новую канцону и завершил работу лишь вчера, поздно вечером.
– Я смотрю, тебе все равно. – Прана смотрела в сторону, выбрасывая обидные слова: – Тебе все равно, что корону надели на моего безумного братца. Тебе все равно, что всю власть захватили мои дядьки из Дома Охряного Змея.
– А что я могу поделать? Ведь я наследник Дома Серебряного Барса, а Айден – Черного Единорога. Я же не могу претендовать на корону…
– Но Айден – слабоумный.
– Такова воля Вседержителя.
– Тебя не пугает, что власть в Аркайле оказалась в руках пускающего слюну вечного ребенка?
– А что я могу поделать? Его власть признана дворянами и Церковью.
– Но безумец…
– При нем назначена регентшей твоя мать.
– Моя мать! – воскликнула Мариза. – Да она не разбирается вообще ни в чем! Я уже не говорю об управлении державой, но она служанками командовать не способна. В жизни я не видела большей тупицы!
– Дорогая, но это же твоя мать… – покачал головой Эйлия.