Импровиз. Сердце менестреля
Шрифт:
Альт Грегору не удалось в отрочестве приобщиться к палубе и парусам, но, уже подбираясь к тридцати годам, ему пришлось повоевать в составе абордажных команд. Не на родине, а в Трагере и Вирулии, но с тех времен море вцепилось в его душу, как клещ в собачье ухо. Этот ветер – его вкус, запах, прохладное прикосновение к щеке, удары, словно кулаком в грудь, когда разыгрывается шторм. Эти волны – их шелест, плеск, рев и неистовство. Эта палуба под ногами – она то равномерно покачивается, то встает на дыбы, подобно бешеному жеребцу, стараясь скинуть тебя за борт. Морское братство – когда на судне, расстояние от штевня до штевня которого пятьдесят-семьдесят локтей, собирается
И сейчас он впитывал цвета, звуки, вкус ветра на губах. Море вливало силы. Море вселяло уверенность. Море давало надежду.
Море наполняло музыкой.
Такого желания творить менестрель не ощущал уже очень давно.
Он прошелся по палубе, ведя ладонью по теплому и гладкому брусу релинга. Трогая то киповую планку, то натянутый как струна шкот. «Лунный гонщик», любовно вычищенный, выглаженный командой, напомнил ему цистру, натертую воском перед выступлением. Ах, как натирали его цистру близнецы Бато и Бето в те времена, которые уже сейчас казались незапамятными!
Мимо баковой надстройки, уступив дорогу мрачно зыркнувшему исподлобья браккарцу, Ланс проскользнул на гальюн. Не задумываясь, выбрав по старой привычке подветренную сторону. Слева нависала носовая фигура – оскаленный конь с растопыренными плавниками вместо лап и раздутыми ноздрями. Цепляясь за леера, прошел по переплетению толстых пеньковых канатов и завис над волнами. Любой наблюдавший за ним с палубы каракки решил бы – менестрель собрался сходить по малой нужде. Но ему было не до этого. Даже если только что хотелось…
Он потянулся к магии, ощущая корабль, как музыкальный инструмент. Палуба – дека, борта – обечайка, ванты и шкоты – струны, а реи – колки. Нежно прикоснулся к вантам грот-мачты. Они отозвались низким басовым гудением на пределе слышимости.
Ланс задохнулся от счастья.
В голове теснились обрывки мыслей, чувств, желаний, которые обычно, соединяясь, давали толчок к новой музыке. Сила, конечно, на пределе. Он всегда завидовал Регнару, который способен нехотя управлять огромным оркестром – трубы, басы, скрипки, альты, цистры, литавры, ксилофоны и клавикорды, не говоря уже о всяких мелочах, создающих оттенки звучания. Не годясь по мощи задействованной магии даже в подметки другу, альт Грегор всегда брал мастерством, виртуозностью и непредсказуемостью. Ну и, само собой, неисчерпаемой выдумкой. Чего-чего, а сочинял Регнар всегда слабо. Именно потому избрал путь не менестреля, а придворного мага-музыканта.
Каракку со скрипкой или цистрой не сравнить. Сила, чтобы с ней управиться, нужна недюжинная. Но очень хотелось…
Мелодия, которая вот-вот должна была родиться и зазвучать над бескрайними морскими просторами, станет лучшим творением менестреля за всю его жизнь. И пускай ее слушателями станут лишь презренные браккарцы! Не беда!
В душе Ланса сплелись в неразрывный клубок любовь и ненависть, горе и радость, сожаление и восторг, отчаяние и жажда творчества.
Созвучия уже теснились, требуя выхода. Ноты, паузы, аккорды, тремоло, пицикатто и флажолеты…
Это будет такая фуга! Или симфония. Неважно. Обычно, начиная творить, Ланс не знал, что выйдет в итоге.
Скорее всего, реквием.
Прощание с потерянной любовью.
Довольно. Он должен стать сильнее, взять себя в руки и прекратить пускать сопли, как мальчишка.
Женщины – существа неприхотливые и непритязательные. Ты готов подарить им небо и море, горы и реки, но этого оказывается слишком много. С них хватит и мелочей, они готовы довольствоваться сущей ерундой. Накидка из черно-бурых лис, перстень с бриллиантом, карета, запряженная четверкой трагерских коней, или небольшой особняк с башенками в центре столицы вполне устроят их. Ты можешь посвящать им музыку, песни, стихи, картины и скульптуры, и они с благосклонностью кивнут: ах, это так много, такой королевский подарок! Но будут ждать знаков внимания в виде ничего не значащих приземленных мелочей.
Ведь чередой спешащих жемчужных облаков в сапфирно-синем небе не похвастаешься перед подругой детства. Сверкающими, будто присыпанными алмазной пылью, вершинами Карросских гор не вызвать зависти кузины, которая вышла замуж за владельца трех замков и шестнадцати деревень. Самая прекрасная и головокружительная мелодия не заставит соседок грызть мокрые от слез подушки в бессильной ярости. Венком сонетов не затмишь соперниц на весеннем или осеннем балу у его светлости. А вот коралловые бусы, серьги с изумрудами, муфта из соболей и лакей на запятках раззолоченной кареты вполне могут ввергнуть всех в округе, кто рожден носить юбку и туфельки, а не камзол и шпагу, в тихую и тоскливую печаль.
Потому-то всякий мужчина рано или поздно вынужден из сладкоголосого соловья, ведущего прихотливые переливы мелодий, превращаться в домовитого ворона, который тащит в гнездо все, что имеет ценность и что не имеет ее, лишь бы блестело. А если тебе сильно за сорок, ты до сих пор не свил своего гнезда и гораздо чаще теряешь золотые монеты, чем находишь их, то твоему таланту, утонченному вкусу, работоспособности и желанию удивлять мир грош цена. Птичка твоя упорхнет в позолоченную клетку. Пускай взаперти, зато тихо, тепло и кормушка полная.
Так нужно ли страдать, рвать душу когтями ревности и посыпать ее солью надежды? Пусть все будет как есть. Женщины нужны, чтобы вдохновлять творческих людей, кружить им головы и превращать сердца в незаживающие раны. И спасибо им за это! Но ни одна из них не способна вытеснить музыку из сердца менестреля и заменить ее.
Что ж, реквием в память о развеявшихся иллюзиях обещал быть неповторимым.
Снова загудели ванты.
Томной дрожью отозвались шпангоуты.
Не зазвенела, а заныла, словно далекая цикада, рында.
– Прекратите, пран Ланс! Немедленно!
Менестрель заметил бегущую к нему Дар-Виллу, а следом за ней нескладно переставлял ноги Тер-Реус.
Ланс видел их и не видел в то же время. Точнее, ему казалось, что сейчас в мире существует два альт Грегора. Один вцепился в леера «Лунного гонщика», а второй воспарил, увеличившись до размеров острова, и готов разразиться незабываемой мелодией.
Еще чуть-чуть магии…
– Не смейте! Вы всех нас убьете!!!
Браккарская шпионка поравнялась с Лансом, неожиданно ткнула ему маленьким, но твердым кулачком под дых. Дернула за плечо. Ошеломленный менестрель рухнул с выпученными глазами в объятия Тер-Реуса. Лекарь отточенным движением влил ему в рот отвратительно горькую настойку. Пустырник. Его Ланс уже давно безошибочно определял не только по вкусу, но и по запаху.