Импровизация на тему убийства
Шрифт:
– Что это?
– Это признание Николая Сухарева. Он убил свою жену.
Я приподнялась на локте и попыталась прочитать написанное, но отксерокопированные слова не имели никакого смысла. Я пробежала по строчкам: первый абзац, второй… Наконец что-то начало вырисовываться:
«…в Новый год. Я решил, что надо помириться, и приехал за ней в дом ее матери. Вошел в дом, позвал Зинаиду Петровну и Оксану. Никто не откликнулся. Я зашел в ее комнату. Она была там. Я стал извиняться за то, что ударил ее накануне. Она сказала, что прощать меня не собирается. И призналась, что у нее давно уже были любовники
– Наташ, но, кажется, Оксана была убита из ружья?
– Это официальная версия. Если надо человека в тюрьму посадить, то все способы хороши. В признании – всё правда. Я говорила с другом того следователя, который вел дело об убийстве Сухарева. Сам-то следователь умер. А друг его, пенсионер, живет в нашем доме, за мамой моей гм… ухаживает. Он вчера пришел к маме – чаю попить, полюбезничать, – а я же знаю, кем он работал, на всякий случай полезла с вопросами. Он кое-что вспомнил. Тот следователь, друг маминого ухажера, оказывается, хвастался, что адвокатша купила у него признание Сухарева.
– Но ведь было тело Оксаны, выясняли причину смерти…
– Тело-то было. – Наталья пыталась быть терпеливой со мной. – Но оно очень сильно обгорело – невозможно было определить причину смерти. Мамин ухажер мне это рассказал. Парня, который в дом влез, сразу взяли, ружье тоже быстро обнаружили. Чего тут долго думать? Вот вор, вот труп. Кто убил женщину? Ясно, вор. В конце концов вор сознался в убийстве, дело закрыли и дальше копать не стали. Не знаю, зачем Сухарев признание написал. Возможно, все случайно произошло.
– Что значит случайно?
– Ну, например… Жена довела Сухарева до белого каления, он врезал ей по морде, она упала, разбила голову и умерла. В это же время в дом влез вор. Увидел труп и решил дом сжечь, чтобы скрыть ограбление. Тут его мать Оксаны засекает и начинает кричать. На крики сбегаются люди, вора хватают, арестовывают. Ему приписывают убийство Оксаны Сухаревой. Когда случился пожар и задержали вора, Сухареву это сообщили, а он решил признаться в убийстве жены. Написал признание, но преступник-то уже был. Тут Жанна подсуетилась и выкупила бумажку у следователя. Вот и все.
– А признание Жанне нужно было, чтобы иметь власть над Ником, – закончила я историю Наташки. Подумала немного и добавила: – Если это правда, то Сухарев поступил как сволочь последняя – посадив вместо себя человека. А я не верю, что Ник может такое сделать. Нет, все было иначе.
– Дорогая моя. – Ответ Натальи звучал одновременно иронично и проникновенно. – Даже если я не права в деталях,
– Как ты раздобыла признание? – спросила я сквозь слезы. Оказывается, я плакала.
– Просто домработница у Жанны – дочка моих знакомых, Таня. Два месяца назад я устроила ее работать к Жанне. В доме убирать, готовить. Она немного недоразвитая. Знаешь, есть такие дети – отстающие по всем направлениям… Позавчера я с ней поговорила, угостила конфетами. Попросила поискать бумаги, где бы Сухарев упоминался. Вот она и нашла. Принесла мне. Я сделала ксерокопию, и Таня вернула бумажку на место. Жанка даже не догадается.
– Что теперь делать…
– Не знаю, – ответила Наталья. – Уничтожь это. Я никому не скажу, а Танька и не читала. Я спросила ее – она точно не читала. Увидела на столе папку, открыла, а там в первой же строчке его фамилия… Ладно, я пойду. Тебе надо решить, что ты будешь с этим делать.
Она была уже у двери. Я окликнула ее:
– Наташа! – Она обернулась. – Спасибо.
В ее улыбке читалась растерянность.
Глава 19
После долгих раздумий и терзаний на следующий день я приехала в дом Ника. Митька встретил меня радостно, начал пересказывать события последних дней, но тут же почувствовал мое настроение:
– Что случилось? Ты заболела?
– Да, вроде того…
– Сильно заболела?
– Нет… Я к себе пойду, ладно?
Я пошла наверх, оставив мальчика в полной растерянности.
Из-под двери Ника выбивался свет. Я остановилась в коридоре, прислушиваясь к звукам дома. Было слышно, как в святилище Зюзя говорит по телефону. А из комнаты Ника не доносилось ни звука. Вдруг он думает обо мне? Мне захотелось войти к нему, сказать, что я все знаю, все понимаю. И – как же мне нужно это было! – прижаться к нему. Я хочу…
Его телефон.
– Да… – Клянусь чем угодно, Ник говорил с Жанной. А я опять подслушивала. – Хорошо, я заплачу за платье… Я переведу тебе денег на карточку… Я знаю номер… Только давай ты без меня туда съездишь?.. Господи, оставь меня в покое… Ну ладно… Я приеду.
Дверь Ника открылась, но теперь я именно этого и ждала. Увидев меня, он остановился на пороге. В коридоре было темно, свет из комнаты падал на левую сторону его лица, оставляя в тени глаза. По движению мышцы на его щеке я поняла, что он стиснул зубы.
Пауза затягивалась. Кто-то должен был сделать шаг. Или Ник – ко мне, или я – прочь. За спиной, на лестнице раздался веселый топот – это Митька взбегал на второй этаж. Сухарев пошатнулся, будто терял равновесие, я отступила, развернулась и пошла к себе.
Он не сказал ни слова, но понял меня правильно: я решила остаться.
…Постепенно, день за днем, месяц за месяцем, я привыкала к новым условиям своего существования в сухаревском доме. К новым старым условиям. Как и прежде, Митька находился под полной моей опекой, как и прежде, Зюзя прилагала невероятные усилия, чтобы испортить мне жизнь.
Вернув Ника, Жанна не возражала против моего присутствия в его доме. Подумав немного, я поняла причину: ей нравилось, что теперь она была шикарной любовницей Ника Сухарева, а я – гувернанткой его сына.