Имя Души твоей. Пробуждение
Шрифт:
— Прощай, — он делает долгий глоток и, не мигая, испытующе, прожигает меня янтарным взглядом.
— И на этом спасибо, — небрежно пожимаю плечиком и, протягивая опустевший бокал, дополняю:
— Еще. Чтобы наверняка.
Я отмечаю все: как перекатываются мускулы под загорелой кожей, легкую усмешку, в ответ на мою реплику, как пальцы обхватывают бутыль и плеск в стеклянной емкости… Слышу стук дождевых капель по карнизу и биение своего отчаянного сердца…
В кончиках пальцев появилось жжение, как бывает, если коснуться крапивы. Почти сразу, к этим ощущениям добавилось легкое онемение. Краткая волна пронеслась по телу так быстро, что я просто не успела запаниковать. Боли не было — только запоздалые сожаления и вихрь сумбурных мыслей… Я ведь так и не попросила прощения у Ника… Успеваю заметить,
Назойливое шуршание настойчиво возвращает меня к жизни — словно по сухим листьям бьют капли воды. Иногда этот звук прерывается звонким плюхом и грохотом — ба-а-ам! Что-то отскакивает от чего-то, и снова наступает равномерный шум. Интересно, на том свете идет дождь?.. Я резко сажусь и судорожно пытаюсь схватить ртом воздух, но у меня получается издать только полувсхлип или хрипение. Бок пронзает боль, и я снова падаю на какое-то ложе, оперевшись на руки. Вокруг ничего не видно, только неясно темнеет прямоугольник окна, где пляшут размытые тени. Не имею ни малейшего представления, где нахожусь, сколько прошло времени и не приснилось ли мне все. Дождь, идет сильный дождь — это единственное, что я понимаю теперь. Плети небесной воды наотмашь бьют по листьям и крыше. Скидываю покрывало и сползаю на пол, одежды на мне нет, поэтому прохладный воздух отрезвляюще действует и отвлекает от болевых вспышек. Подстреленной птицей тащусь к мутному от ливня стеклу — оно начинается практически от пола и уходит к самому потолку. Не успеваю подняться, сломленная новой вспышкой невыносимой боли, от которой спасает лишь забвение…
Никаких сновидений, обрывков из прошлой, далекой, будто чужой жизни. Пустота, словно и не было Вероники никогда и нигде… Где-то заливисто щебечет птаха, то замолкая, то с новой силой радуясь чему-то. Я не спешу открывать глаза, мое дыхание ровное, как после долгого сна, ловлю окружающие звуки, но кроме этой пичуги больше ничего нет. Мне тепло и хорошо. Я снова засыпаю…
Гром разорвал в клочья мое забытье. Я распахнула глаза, но с таким же успехом могла этого и не делать — вокруг плескалась чернильная мгла, изредка расчерченная фиолетовыми вспышками молний. Мне было немного страшно — это ли жизнь после гибели? Поскольку одежды на мне не было, а искать что-то в темной комнате не представлялось возможным, стянула покрывало и завернулась в него. Чувствовала себя я довольно неплохо, поэтому решила выяснить, где нахожусь. В окно бились ветви деревьев, дул сильный ветер, гоняя нависшие тучи. Гроза только набирала силу, и дождя пока не было, лишь редкие крупные капли, но рычание грома и буйство молний обещали скорый разгул стихии. Поддавшись порыву, распахнула высокие створки — где бы я ни находилась, это был первый этаж — практически вплотную к окну подходила стена леса. Ветер взлохматил волосы, резко рванул мое импровизированное одеяние, но я лишь крепче перехватила покрывало. Спрыгнула вниз и поежилась — трава была мокрой, и ноги почти онемели от холода. Мельком посмотрела на свое нечаянное пристанище, небольшой двухэтажный дом, с одной стороны окруженный лесом. Обошла строение, увидев, что впереди деревьев не так много. Прошла, осторожно ступая по земле, чтобы не поранить ноги и не запнуться о выступающие кое-где корни. Передо мной, под дикими порывами ветра, плескалось травяное море. Я уже не была уверена, сон это или явь, но знала, что необходимо следовать дальше.
Острая трава колола нежные ступни, норовила обвить щиколотки, но я упорно бежала дальше. Вскоре берег оборвался, являя взору небольшую полосу песка. Спрыгнула вниз по своеобразным песочным ступеням, поросшим ближе к полю травой. Гроза бушевала, и я спешно залезла под берег, где было что-то напоминающее земляной козырек. Сжалась в комочек с надеждой на лучшее. Губы сами едва тихо прошептали, хотя, заори я во всю глотку, вряд ли кто-то бы услышал:
— Мой зверь, жаль, что все так получилось…
Ливень стих, и я выбралась из-под ненадежного укрытия. Наступило затишье — тучи застыли на небе, будто приклеенные. Подошла к воде, где у берега лежал мелкий песок и водоросли.
— Ника-а-а… — шепот или шум ветра.
Обернулась, но мне виден лишь обрыв, да распахнутое окно небес. Меня давно била мелкая дрожь: мне и холодно, и страшно.
Тяжело дышу и прихожу в себя: воспоминания о том, как я утонула, слишком свежи. Какой исключительно правдоподобный сон! Оглядываюсь — эта комната! Панорамное окно, лес за ним, только сейчас, скорее всего, утро — мирная птичья трель, стрекот насекомых, робкий отблеск солнечных лучей. Похоже на горячечный бред — возможно, вскоре снова что-то произойдет, и я очнусь здесь опять? Или я что-то делаю не так и буду просыпаться в этом доме снова и снова, пока не выполню то, что нужно? Может, я слишком много рассуждаю, ищу сложности там, где их нет? Вот ведь черт!..
Вижу заботливо разложенную кем-то одежду: комплект нижнего белья, цвета спелой ежевики, короткие джинсовые шорты и кофта, оставляющая открытым одно плечо, также обувь на плоской подошве. Одеваюсь и иду ближе к окну — нет, этот сценарий уже разыгран — нерешительно застываю у закрытой двери. Приоткрываю створку и заглядываю в образовавшуюся щель. Тишина. Только снаружи кипит жизнь, а дом точно заполнен вакуумом. Крадусь по узкому коридору, мимо запертых дверей, мне тревожно, поэтому начинаю шепотом напевать первую, пришедшую на ум песенку: «Одинокая птица, ты летаешь высоко. И лишь безумец был способен так влюбиться. За тобою вслед подняться, за тобою вслед подняться, чтобы вместе с тобой разбиться…» Подбегаю к входной двери и собираюсь дернуть ее на себя. Когда сзади меня кто-то хлопает в ладоши, я подскакиваю, но не оборачиваюсь — напряжение настолько высокое, что я едва понимаю, что делаю. Поворачиваю ручку и выскакиваю наружу.
Свет на миг ослепляет меня, я неосознанно бегу в сторону поля. Властные слова бьют в спину:
— Стой!
Все-таки я в аду, будь иначе, Дара бы здесь не было. Сжимаю кулачки и прыгаю в зеленые волны травы, мокрые от росы. Капли переливаются в лучах восходящего солнца, которые рассеивают остатки ночного тумана, впору залюбоваться, но не тогда, когда за тобой следует посланник тьмы. Что-то сбивает меня с ног, и я падаю, а сверху обрушиваются прохладные брызги, ощущаю тяжесть чужого тела. Еще секунду назад это был темный туман, а теперь обнаженный по пояс мужчина. Упираюсь ладонями ему в грудь, стараясь сохранить хоть какую-то дистанцию. Он упивается своим превосходством, ухмыляется и выдает:
— Я всего лишь попросил подождать. Помнится, раньше ты была смелее, даже не хотела бежать.
Язвить не хотелось, задала лишь один важный вопрос:
— Я мертва?
Он не спешил ни отвечать, ни подниматься, нависая надо мной и обдавая жаром сильного тела. Наклонился еще ближе и промурлыкал:
— О, детка, не знаю, возможно, было бы лучше, если бы ты умерла. Но спешу расстроить — игры еще не кончились.
Я облегченно откинулась на травяную постель — жива! Дар соизволил встать и даже подал мне руку, но тут же не преминул съехидничать:
— Зря радуешься, птичка, хищники любят играть с жертвами. И игры эти смертельны для последних.
Я ничего не понимала — почему Снежин оставил меня в живых? Очередная забава немыслимой сущности?
— Что тебе нужно от меня? — получилось неуверенно и смешно, не так, как хотела, чтобы прозвучали эти слова.
Дар остановился и многообещающе посмотрел:
— Я бы не только рассказал, но и показал тебе, что именно. Но, увы, мой братец, видимо, решил прожить этот век под лозунгом «Гуманность и справедливость». А скорее всего, просто заигрался в цивилизованность и человечность. Однажды его звериная натура снова возьмет свое, и ты сама прибежишь ко мне. Я, по крайней мере, честен в этом отношении. Я тот, кто я есть и не прячу кровавую бойню под ширму из сиреневеньких лепесточков.