Имя нам — легион
Шрифт:
— Для нашей медицины нет ничего невозможного, — сказала Вероника Владимировна. — Слушайте и запоминайте! Перво-наперво — ежедневная трехразовая клизма. Затем — касторовое масло — перорально, сорок миллилитров за один прием, — так же трижды в день. Ну… и инъекции витаминов группы “Б” внутримышечно — очень, знаете ли, способствует! Назначаем? — Она вопросительно и строго посмотрела на меня.
— Пожалуй, не стоит. Подумаешь, чертики-слоники… Не извольте беспокоиться, сам справлюсь! — бодро пообещал я и поспешно ретировался под ее заливистый хохот.
Игорь Игоревич дымил
— Куда теперь?
Он разогнал рукой голубое облачко табачного дыма.
— На склад, за обмундированием и амуницией. Вы еще не проголодались?
— Нет, а вы?
— А я бы чего-нибудь съел… Ну, да это подождет. Идемте!
“С капусты-то, пожалуй, много не набегаешь”, — подумал я и зашагал за ним следом.
— Вам понравилась Вероника Владимировна? — спросил он меня вдруг.
— Очень! — сознался я. — У вас все женщины такие прелестные?
— Пожалуй… Большинство, я думаю.
— Интересно, как они относятся к нам, представителям отсталых народностей? — словно бы в пространство, задумчиво спросил я.
— С огромным интересом!
— Исследовательским?
— Не только… Между прочим, Вероника — лишь наполовину терранка. Отец ее был русским. Но она вам не по зубам, Фил, — поспешил проявить заботливость Игорь Игоревич. — Об нее уже многие эти самые зубы сломали. Предостерегаю по-дружески.
“Ой-ой-ой! — понял я его. — Значит, и ваши обломочки, Игорь Игоревич, там валяются. И пенёчки-корешки, в деснах оставшиеся, еще побаливают”.
Вслух же я только промычал невразумительно. Пусть как хочет, так и понимает.
Каптерка была как каптерка. Точь-в-точь как у нас на заставе. Везде бирочки, таблички, порядок и вроде даже запах гуталина. Каптенармус, тот и вовсе был родным братом всех старшин и прапорщиков, встреченных мною на жизненном пути. Как он корчился, бедняга, когда выдавал мне штатный набор! Словно со своим расставался, с последним!
И понять его было можно. Столько вещей для одного служивого, наверное, и в самой распоследней Буржуинии не полагалось.
Связка белья. Связка носков. Два комплекта зеленого трико, первый — повседневный, однотонный, второй — камуфляжной расцветки, полевой. Берет, — не малиновый, правда, такой еще заслужить надо, — пятнисто-зеленый. Ботиночки типа “хаген”, или, по-простому, “говнодавы” — со шнуровкой по колено и ло-мо-вой подошвой. Ранец (“Спальник — внутри”, — буркнул каптенармус), ремни разные, фляжки-фонарики, тесак в ножнах, весьма смахивающий на “Бобр-1”*. Шлем с прозрачным забралом, какая-то штуковина, похожая на крошечный микрокалькулятор с прочной крышкой и ремешками для крепления на руке, комбинезон — вроде бронежилета со стегаными штанами. А напоследок — широкий чешуйчатый браслет.
* Бобр-1 — нож-мачете, разработанный для российских спецвойск. Позволяет копать, колоть, рубить, резать. Имеет: стропорез, двухрядную пилу, линейку, угломер, отверстие под гаечный ключ, гвоздодер, отвертку на гарде, вкручиваемые шипы для использования в виде “кошки”
— Личный, — пояснил “старшина”. — Зайдешь в санчасть, там перепишут на него все твои медицинские характеристики. Носи на правой руке не снимая — будет по чему опознать, если, ядрёна, башку оторвет.
Успокоил, значит. А если, ядрёна, руку тоже оторвет?..
Я сгреб все в кучу, притянул ремнями к ранцу и забросил на плечо. Тюк получился не только объемный, но и тяжеленький.
— Когда смена белья? — деловито поинтересовался я.
— Какая такая смена? Что я тебе, ядрёна, еще и подштанники переодевать должен?! — поразился он, и без того смертельно угнетенный безвозвратной разлукой с новенькими шмотками.
— В ванной комнате есть специальная корзина, туда и бросайте по мере загрязнения, — прошептал мне Игорь Игоревич, подталкивая к выходу. — Чистые вещи вам будут приносить по пятницам.
На улице он вздохнул с облегчением:
— Не люблю я здесь бывать! Осуждаете?
— Да вы что? Как можно? — вполне искренне удивился я его вопросу.
— Спасибо, Фил! — так же искренне поблагодарил он. — Ничего не могу с собой поделать, столько лет пытаюсь привыкнуть — и никак!
— Зажуем это дело? — спросил я. — Лучше способа нет, вы уж поверьте!
— Зажуём! — согласился он. — Только сперва зайдем в казарму, вам следует переодеться.
По пути я мял пальцами ткань трико. Толстая, очень мягкая и гладкая. Скорей подходящая для зимы, а не для здешних парниковых условий. Вопрос личного комфорта и теплового баланса в одежде меня порядком озаботил, и я не преминул полюбопытствовать, не жарко ли солдатикам разгуливать в такой форме.
— Вы вот, гляжу, не носите, — сказал я Игорю Игоревичу.
— Я не ношу, потому как не положено, — молвил он. — Я же лицо наполовину гражданское, административный работник, так сказать… А жарко не будет. Материал, из которого изготовлены все предметы одежды и обувь, имеет самые высокие показатели по любым параметрам. Это вообще-то даже и не ткань в общепринятом, “мануфактурном” значении, а сложный комплекс из натуральных и синтетических волокон, с кордом из металлопластовой нити и капиллярным каркасом поддержки искусственного микроклимата. Подобное трико — весьма популярная одежда среди наших ученых-натуралистов и разнообразных любителей экстремальных видов отдыха: альпинистов, спелеотуристов и прочих покорителей природы. Уверен, понравится и вам.
— Надеюсь, понравится, — сказал я.
Трико пришлось мне впору. Вторая кожа! Комфортно и удобно. Ботиночки были и вовсе превыше всяких похвал — легкие, мягкие (несмотря на то что в подошву заложена металлическая пластина, что я сразу разглядел опытным глазом) — спал бы в них, не снимая.
Я собрал волосы в хвост, нахлобучил берет, выдвинул нижнюю челюсть вперед, глянул на себя в зеркало… и остался доволен. “Дикий гусь!” Можно в кино сниматься. Еще бы ружжо пострашнее да “лесной” грим на рожу.