Имя твое – номер
Шрифт:
Карл Деталь находился на своем рабочем месте, когда ему позвонил Курбатов. Бывший прокурорский работник был краток. Он назвал имя Романова, затем прозвучали имена еще пяти человек, которые могли оказать убийце реальную помощь.
Деталь отдал распоряжение установить адреса этих людей, потом вызвал к себе командира спецподразделения Давида Аве.
– Разбей отряд на пять подгрупп и отправляй по этим адресам. – Деталь вручил капитану спецназа фоторобот и пояснил: – Этот человек может появиться по одному из этих адресов. Согласно ориентировке, вооружен и очень опасен.
Деталь был на короткой ноге с Маршем Лазаром. Билеты на любые концерты, лучшие места, автографы знаменитостей, знакомства со звездами – все это было больше нужно жене и дочери Деталя, нежели ему самому. Хотя он охотно посещал концерты рок-звезд.
Карл недолго думал. Сняв трубку телефона, он позвонил Лазару.
– Марш? Шалом! Как твои дела? Отлично! У меня к тебе необычная просьба. Ты знаешь человека по имени Константин Романов? Конечно, знаменитость. Его ищут все спецслужбы Израиля, включая мое подразделение. Не исключено, что он может обратиться к тебе с просьбой. Например, погостить у тебя некоторое время. Я не знаю, с какой стати ты должен дать ему кров, но, видимо, причина тебе известна. Если вспомнишь, обязательно свяжись со мной. Кстати, по твоему адресу выехала группа спецназа. Не нервничай, они какое-то время погостят у тебя. Ах, тебе проще принять одного гостя? – Деталь рассмеялся. – Желаю тебе удачи, Марш.
Романов заказал билет до Москвы из гостиницы на имя Стэффана Олссона и попросил отвезти багаж в аэропорт. Также он попросил администратора узнать адрес Марша Лазара и, получив его, позвонил ему прямо с ресепшен. Его телефон был занят. Не теряя времени, Романов вышел из гостиницы и взял такси. Водитель, услышав адрес, покивал:
– Я знаю этот дом. С двумя фасадами. А точнее, фасадов четыре. С какой стороны ни подойди, везде парадные, фронтоны, не знаю, как правильно. Голимая инсталляция.
Через десять минут Романов, расплатившись с таксистом, увидел архитектурную знаменитость. А спустя мгновение и его хозяина.
Дом-студия Марша Лазара был построен в стиле конструктивизма. И сам хозяин был помешан на философском конструктивизме. Иногда в разговоре сбивался на жаргон. Слушать его было утомительно.
В первую очередь Романов отметил, что Лазар подражал скульптору Михаилу Шемякину. Та же полувоенная одежда, точная копия кепи, очки прямоугольной формы. Ему бы исполосовать лицо скальпелем, подумал Романов. О тиражировании под Шемякина говорили и копии работ мастера: литографии «Чрево Парижа», «Карнавалы Санкт-Петербурга», даже портрет Нижинского.
Костя не очень хорошо разбирался в искусстве, но прошел неплохую школу под названием «Модерн». Гриневич показывал ему иллюстрации картин, называл имена мастеров, объяснял манеру письма, в какой галерее или частной коллекции находится произведение и так далее. В то время Гриневич видел в Романове классного специалиста, но неожиданно убрал его из игры.
Костя только что не вздрогнул, услышав картавый, неприятный голос Лазара, словно выдернувший
– Заметил, какие двери в моем доме? Из пуленепробиваемого стекла. Окна такие же прочные.
– Оружие тебе ни к чему, – вскользь заметил Костя. В это время он смотрел на пару роскошных мушкетов, скрещенных на персидском ковре. Отметил, что они побывали в руках современного мастера, то есть переделаны под патрон двенадцатого калибра.
Лазар не тянул даже на мастера словесного жанра, не говоря уже о том, чтобы прославиться как шоумен. И действительно, он чем-то напоминал косноязычного Трахтенберга. Но он ко всему прочему занимал ведущую должность в федеральном агентстве. Какого черта он ломает комедию? – не мог понять Костя.
Он в очередной раз отметил, что устает, слушая Лазара, все больше и больше. А он все говорил, словно знал о цели визита Романова. У Кости сложилось впечатление: сейчас еврей выговорится, устанет и скажет: давай, что ли, решу твой вопрос, а для начала познакомимся.
Чувствуя себя идиотом, он вплотную подошел к двери, ведущей в спальню. Она действительно обращала на себя внимание дизайном: прозрачный бронированный лист без обрамлений; единственные металлические части – навесы, замки и ручки. Окна также не отличались изящными формами.
– Мышеловка. Настоящая мышеловка. Мне самому порой кажется, что не выберусь. Значит, ты по рекомендации Гриневича пришел. Я что-то слышал о нем.
– Он впарил тебе «Смерть Амура» Дороти Теннант.
– В каком смысле впарил? – побледнел Лазар.
– В том смысле, что она краденая. Но тебе было плевать, выкрадут «Амура» или выкупят. У меня есть контактный телефон настоящего хозяина картины.
– Погоди угрожать. Чего ты хочешь? Давай сядем, обсудим проблему.
Романов заметил, как Лазар несколько раз бросил короткий взгляд на одни часы, на другие, словно торопился или проверял время. Тем не менее он все больше втягивал гостя в разговор, удерживал его.
– Что ты пьешь – виски, вино, водку?
– Все равно.
Четыре фасада, вспомнились ему объяснения таксиста. Мышеловка – словно признание хозяина этого бронированного аквариума.
– Ты детектив? Ищешь краденые полотна? Я сейчас популярно объясню положение вещей. Я знал о репутации Гриневича, его имя гремело среди ценителей прекрасного. Он вернул столько полотен…
– Ровно столько, сколько украл.
– Значит, ты знаешь, в чем фишка. Я тоже догадывался. Подсел к нему за столик на каком-то фуршете.
– Подсел на фуршете?
– Там была пара столиков для инвалидов, что ли, не помню. Выпили. Я спросил его: «Знаешь, в чем счастье?» Он: «Скажи». Я говорю: «Счастье в том, что картина Дороти Теннант «Смерть Амура» уже обещана. Мною – одной прекрасной даме». Гриневич отвечает: «Эта картина находится в частной коллекции». И тычет бокалом в сторону чикагского бизнесмена, Роберта Коула. Мол, не хочешь познакомиться? И с этого мгновения уже он вцепился в меня. Через шесть недель я услышал о краже «Амура», еще через неделю Гриневич шуршал бумагой, разворачивая ее в этом доме. Чем я могу тебе помочь?