Имя твое
Шрифт:
– Какая там высь? – недовольно глянул на него Захар. – Пошли…
– Давай, мешок поднесу…
– Не мельтеши, Михайла, сам справлюсь, не умираю пока…
Михайла привел гостя в дом, прямо к накрытому уже столу, и вся семья, двое детей, белоголовый мальчик лет тринадцати и девочка лет десяти с прозрачными, смешливыми глазами, сама хозяйка, молодая полноватая баба, дожидались ужина; Захара повели за ситцевую занавеску вымыть руки, затем с оживлением усадили в переднем углу; в другой комнате вовсю трудился телевизор, и Михайла послал сына уменьшить звук; тот быстро
Михайла налил в стаканы водки, гостю, себе и жене, придвинул поближе закуску – соленые рыжики, разваренную курятину, холодец.
– Ну, дядька Захар, с великим тебя праздником! – сказал, высоко подняв стакан, Михайла. – Кто бы мог надумать, твой сын Колька под самые звезды взметнулся! Только во сне и может приблазниться! Про фамилию Дерюгиных весь мир узнал!
– Выпьем, Михайла, ладно, – согласился Захар. – Сегодня и вправду особый, видать, день… Будьте здоровы…
– Страсть, высь-то какая, – хозяйка хотела перекреститься, но Михайла строго поглядел на нее, и она опустила руку.
– То-то и оно, – сказал Михайла, и все, помедлив, выпили. Захар вытер усы тыльной стороной ладони, взял кусочек хлеба, отломил, густо посыпая солью и бросил в рот; в тот же момент под окнами послышалось тарахтение мотоцикла, и скоро в дом вошли двое; хозяин поднялся им навстречу.
– Здравствуйте, Емельян Петрович. Проходите, как раз к ужину, – радушно приглашал он. – Хозяйка…
– Спасибо, – отозвался мужчина пониже, останавливая Михаилу, – рассиживаться недосуг, мы вот с товарищем из района к твоему гостю. Здравствуйте, Захар Тарасович.
– Коли не шутите, здорово, – приподнялся Захар. – Что за пожар-то приключился? Летают они там, ладно, сколько их уже вертелось в небе? Хлеб-то все равно с земли, кроме взять его негде. Летают, летают… а как умирать, все равно сюда, в землю, ложиться… На земле просторно…
– Вероятно, Захар Тарасович, и так можно повернуть, – внимательно глянул на него секретарь райкома, – да ведь жизнь не остановить. Такой уж у нас с вами век выпал. Необходимо, Захар Тарасович, срочно доставить вас домой, понимаете…
– Не очень-то понимаю… Что все-таки стряслось? Николай летает, а мы со старухой при чем?
– Вы, Захар Тарасович, со своей супругой должны быть, так сказать, в боевой готовности номер один. Я секретарь райкома партии, Головин Трофим Васильевич, – представился говоривший. – Вот мне и приказано обеспечить выполнение этой операции, тут не отвертишься… Вас с супругой в любой момент могут вызвать в Москву, встречать сына, это ведь правительственное распоряжение…
Головин видел Захара впервые и не мог понять, почему этот старик недоволен и хмурится; он озадачился окончательно, когда Захар наотрез, сердито кося глазами, отказался вообще куда-либо ехать.
– То есть как не поедете? – переспросил он даже с некоторым недоверием. – Ну-ка, ну-ка, объясните, пожалуйста…
– Объяснять ничего не стану. – Захар кашлянул в кулак. – Не поеду – и все. Я с какой стороны приклеюсь-то? Чего это меня, как в зверинце, показывать будут?
– Простите,
– Никаких причин у меня нет, – пожал плечами Захар. – А рассудить тут надо просто: сын летает где-то там, возле боженьки, а я чего с ним рядом торчать буду? Подумаешь, отец… отцовство, оно дело нехитрое, всякий, как в штаны подлиннее влез, гляди, уже и отец…
– Подождите, Захар Тарасович, – остановил его секретарь райкома. – Но это же ни в какие рамки не укладывается. Общенародное дело, престиж государства, понимаете? Правительственное распоряжение… Это же какая гордость, наш земляк, русский человек… и ваш сын, Захар Тарасович! К солнцу взлетел…
– А правительство имеет право распоряжаться мной только по закону, товарищ секретарь, – настойчивость секретаря начинала сильно раздражать Захара, но он тем более укреплялся в своей мысли, что никуда ему ехать не надо; искоса взглянув на Головина и видя его какую-то обидчивую растерянность и даже что-то злое в лице, Захар почувствовал неловкость. Пожалуй, эа самого себя ему было нечего бояться, подумал он, а вот Николаю, может, придется и поморгать, кто знает, что там у них за порядки… – Вот черт, – проворчал Захар, насупливаясь, – А как же я домой-то в эту расхлябь доберусь? Речки развезло, в низинах теперь вода стоит…
– У нас, Захар Тарасович, абсолютно все продумано, – обрадовался секретарь райкома. – Вот-вот вертолет из Холмска будет. Тридцать минут, и все в порядке. Нет, просто удивительно! – теперь уже окончательно развеселился секретарь райкома. – Увидеть сына сразу после такого дела! А, Захар Тарасович?
– Не поймешь ты, секретарь, – вздохнул Захар. – Да ладно, я же согласен. Вертолет так вертолет.
– Отлично, отлично, зачем лишние слова, и я с вами согласен. – Головин, казалось, только теперь обратил внимание на стол, и Михайла торопливо достал два чистых стакана, расчистил для них место, налил водки и весело взглянул на гостей.
– Садитесь, садитесь, ну как, как же, – зачастил он. – Разве можно… Дело-то – какое снгабательное… Дядька Захар, проси!
– Просить не надо, – сказал Головин, шагнул к столу и взял стакан. – За это нельзя не выпить! Для всей страны праздник, пишут, совершенно особый полет, какое-то великое научное достижение, связанное с судьбой всего человечества! Бери, бери, Федотов! Мы же русские люди!
Все взяли стаканы и стоя, в торжественном молчании выпили, затем сели закусить; настороженность и какое-то необъяснимое упрямство у Захара прошло и настроение переменилось. Он даже не смог бы сейчас сказать, почему это упорствовал раньше и не хотел возвращаться; они еще выпили, и еще, и Захар всякий раз удивленно мотал головой и говорил: