Имя твоего волка
Шрифт:
Пацаны промолчали. Их вожак и вдохновитель поскуливал в руках старшего брата — уже не вожак, а просто мальчишка, пойманный за ухо во время очередной проказы. Придуманная им игра уже почему-то не казалась пацанам такой забавной, и было неловко и страшно смотреть на избитую (до смерти?) девочку, лежащую на дороге. Как будто они только сейчас разглядели, что это всего-навсего девочка, маленькая девочка, которая вполне могла бы быть младшей сестренкой любого из них.
Девочка пошевелилась — чуть-чуть, из-под маленькой запачканной ладони выглянула полоска розовой щеки и черный блестящий испуганный глаз. Пацаны попятились, переглядываясь — может, правда, ведьма?
Анджей, заметив, что девочка зашевелилась, обернулся к ней, выпуская, наконец, на свободу многострадальное ухо поскуливающего братца.
— В следующий раз оторву. Вместе с башкой, — мимоходом угрюмо пообещал он. — Понял?
— У-яа, — послушно согласился братец, выворачиваясь из безжалостной хватки. И, морщась, осторожно потрогал распухшее ухо, исподлобья одаривая своего мучителя взглядом отнюдь не братским.
Пацаны молчали, и девчонка молчала, по-прежнему неподвижно сидя в грязи в своем испачканном платьице. От напряженного — не испуганного, а именно напряженного — взгляда ее черных широко открытых глаз хотелось поежиться. Может, правда ведьма? Анджею показалось, что именно об этом подумали примолкнувшие за его спиной пацаны. Ему самому вдруг захотелось передернуть плечами — а какое ему, собственно, до этого всего дело — и уйти, растолкав неожиданно заробевших мальчишек. Только чтобы больше не видеть этого жутковатого девчонкиного взгляда…
И сейчас же устыдившись этой мысли и желания отступить назад, поближе к притихшим пацанам, он сделал наоборот. Переламывая свой нелепый страх перед маленькой да к тому же до полусмерти избитой девчонкой, шагнул вперед, протягивая ей руку. Ладонью наружу — так, как подходят погладить незнакомую собаку или кота — показывая, что рука не прячет ни камня, ни палки.
— Ну, вставай, чего расселась, — пробурчал он. Немного грубовато — потому что не знал, как с ней говорить, и потому что ее взгляд по-прежнему пугал его. И увидел, как она дернулась — то ли от звука его голоса, то ли от движения его руки. Как битая собака, которой каждый звук кажется началом крика, а каждое движение — началом удара.
И только теперь он разглядел ее глаза. Блестящие и напряженные до окостенелой неподвижности — казалось, они не могут принадлежать обыкновенной маленькой девочке. На самом деле они были перепуганными. Насмерть перепуганными, замороженными от страха. Анджею стало стыдно — за свой собственный недавний страх перед ее взглядом и за пацанов, перетаптывающихся за его спиной. Как будто он сам был одним из них. Как будто его рука, от которой сейчас отшатнулась девочка, тоже бросала в нее грязь, измазавшую ее платье, и камни, поцарапавшие лицо.
— Ты… это… не бойся меня, а? — попросил он, по-прежнему держа протянутую руку ладонью вверх. Не приближая и не отнимая, глядя в замороженные черным страхом девочкины глаза. На этот раз она услышала его — что-то дрогнуло в ее глазах. Не совсем оттаяло; но будто сломалась ледяная корка, и из трещины выглянула настоящая девочка. Самая обыкновенная, маленькая, живая девочка. Совершенно не похожая на ведьму.
Девочка посмотрела сначала на Анджея, а потом на его руку. В ее взгляде снова мелькнул испуг, словно она ожидала, что эта ладонь тоже сейчас ударит ее. Больнее, чем до этого били камни и комья грязи. Девочка медлила — минуту или две — а потом, как будто испугавшись, что Анджей передумает, торопливо уцепилась за его руку.
Ее ладошка была дрожащей и холодной. Оказавшись в руке Анджея, ладошка застыла. Заморозилась,
А еще ему показалось, что пока они шли — несколько шагов до поворота дороги, мимо примолкнувших пацанов, — что-то было не так. Не так, как должно быть. Не так, как бывало обычно. Обычно, когда он влезал в драку, куда его не звали, и уходил победителем. «Кузнецовы кулаки!» — обиженно вопили ему вслед побитые. Но это было чепухой по сравнению с тем молчанием, которое сейчас давило ему в спину.
Ему показалось, что пацаны постепенно начинают оттаивать от черного девочкиного взгляда. И снова начинают переговариваться приглушенными голосами. Один раз Анджей услышал свистящий шепот «ведьма», а один раз кто-то плюнул смачно и зло им вслед. И что самое странное, Анджей не обернулся. Потому что (надо было следить за девочкой, которая висела на его руке и спотыкалась на каждом шагу)… потому что он не хотел видеть, кто это сделал.
Девчонка спотыкалась, и ее безвольная ладошка норовила все время выскользнуть из руки Анджея. Казалось, вот-вот — и девчонка снова упадет в грязь… И тогда… тогда — что? Надо было бы обернуться и посмотреть, кто сказал им вслед «ведьма». Но почему-то Анджей чувствовал, что оборачиваться нельзя. И останавливаться нельзя. И нельзя, чтобы девчонка снова упала… И быстрее идти нельзя, хотя очень хочется, и мурашки ползают по спине от того, как им смотрят вслед пацаны.
Если девчонка упадет или Анджей поскользнется на этой мокрой дороге — и они упадут оба… Тогда пацаны, которые сейчас просто смотрят им вслед, могут догнать их. И забросать камнями уже обоих, теперь будет некому их остановить… Чушь какая. Пацаны, с которыми он бегал и играл вместе столько лет?
Заглянув в бледное девочкино лицо, Анджей подумал, что, кажется, именно об этом думает сейчас девочка. И, похоже, именно об этом думают сейчас пацаны, глядя им вслед. И раз это все так, может быть девчонка на самом деле ведьма… Ну так, чуть-чуть?
А потом поворот дороги скрыл их от пацанов, и Анджей, не оборачиваясь, спиной почувствовал, когда взгляды пацанов перестали следить за ними. Как будто сильный ветер, морозивший затылок и толкавший под лопатки, неожиданно стих. Ему показалось, что девчонка тоже расслабилась. Оттаяла. И ее ладошка, крепко вцепившаяся в его руку теплыми пальцами, перестала напоминать мертвую рыбку.
Когда они подходили к панскому дому, Анджей начал мучительно соображать, что дальше делать с девчонкой. Не сдавать же ее прямо в руки всяким там нянькам или служанкам, или кто там у нее есть — ну еще связываться. С другой стороны, если оставить возле ворот, сама-то, пожалуй, не дойдет, шлепнется еще где-нибудь по пути — вон как расспотыкалась… Девчонка неожиданно еще сильнее сжала его руку, и Анджей было подумал, что девчонка собралась шлепнуться на землю прямо сейчас.
— Почему? — вдруг спросила девчонка.
— Чего — почему? — переспросил он и от растерянности даже остановился.
Голос у девчонки был дрожащим и тихим. Но вроде не плаксивым. Похоже, плакать или там визжать, как полагается у девчонок при переживании всяких происшествий, она не собиралась. Что уже было хорошо. Потому как что делать в ситуации с визгами и рыданиями, Анджей очень слабо представлял.
Девчонкины глаза, все еще перепуганные и блестящие от слез, уставились на Анджея. Требовательно и не то чтобы обиженно — скорее растерянно. И он сразу понял — «чего — почему».