Имя твоего волка

Томах Татьяна Владимировна

Весеннее солнце заливало сиянием весь дом и отражалось в ясных, цвета весеннего неба, Анниных глазах. И Анна, как никогда, была сегодня похожа на маму, которую Марго никогда не видела наяву, но так часто в своих снах…

Работа была уже почти закончена — оставалось только убрать две комнаты и вымыть лестницу да натереть воском перила — а впереди был еще почти весь день. Ослепительно-солнечный весенний день и небо цвета смеющихся Анниных глаз. Поэтому тряпки-швабры на время были отложены в сторонку, чтобы не мешать самому важному на этот день делу — разучиванию новой песенки-считалочки.

Песенка

была забавной и довольно замысловатой для запоминания — по ходу исполнения полагалось пересчитать двенадцать котов с перечислением их несомненных и отличительных достоинств и при этом не перепутать последовательность хлопков в ладоши. Анна терпеливо повторяла куплеты, время от времени не выдерживая и хихикая в кулак над очередным остроумным поворотом вроде бы совсем детской песенки, чем снова сбивала с толку серьезно настроенную Марго. Ладонь опять промазывала мимо ладони, не понявшая смысла шутки Марго хихикала за компанию, и, отсмеявшись, приходилось начинать все с начала.

Продолжалось это довольно долго, и Анна уже хотела было предложить оставить в покое котов и спеть что-нибудь попроще. Например, песню про раненого хлопца в ковылях, которая неизменно трогала Марго до слез. Да, в общем-то, песни песнями, а пора бы уж и браться за позабытую тряпку, а то, чего доброго, заглянет длинноносая нянька полюбопытствовать, чего это тут разорались… небось не песни петь нанимали.

Анна уже открыла было рот объяснить это все девочке, когда Марго, завершая куплет, снова звонко и весело хлопнула ладошкой о раскрытую ладонь Анны и вдруг покачнулась, как будто потеряла равновесие от этого простого движения. Анна увидела, как страшно бледнеет запрокинувшееся девочкино лицо и какими огромными и черными вдруг становятся перепуганные глаза на этом лице.

— Девонька, девонька… — залепетала Анна, пытаясь удержать выскальзывающее из ее рук маленькое безвольное тельце, не замечая, как сильно, мертвой хваткой, вцепились в ее запястье дрожащие девочкины пальцы.

Недопетая песня и оборванный смех повисли — ожиданием громового удара — в тишине дома, которая неожиданно оказалась душной и тяжелой. Как воздух перед грозой.

А Марго держалась, держалась из последних сил, цепляясь за руку Анны, держалась на самом краю неожиданно открывшейся под ногами липкой и холодной черноты, у которой не было дна. Чернота внизу плеснула довольным хохотом, и теперь Марго падает, падает, падает… очень долго падает, ломая пальцы в бессмысленных и судорожных попытках ухватиться за осклизлые мокрые стены, падающие вместе с ней к хохочущей ледяной черноте…

А потом чернота плеснула холодом, обожгла горло и перебила дыхание и крик. И уже больше не за что было ухватиться, черный холод скользил между пальцев, заливался в рот и в глаза, и можно было только кричать-кричать…

— Не ори, — безжизненным голосом медленно сказала Марго. Анна, вздрогнув, испуганно уставилась в ее неподвижное, будто закостеневшее лицо.

— Захлебнешься, — голос девочки был скрипучим и низким. Совершенно Анне незнакомым — словом, совсем не похожим на обыкновенный голос Марго. И покачиваться Марго перестала, и теперь стояла прямо и неподвижно, как вырезанная из камня статуя. Вроде той, белой и безглазой, что украшала парадную лестницу дома и которой Анна, признаваясь честно,

почему-то немного побаивалась.

И только тут, с ужасом осознав совершенно непонятное и невозможное для шестилетней девочки сходство с мраморной статуей, Анна заметила, что пальцы Марго очень сильно и больно стискивают ее, Аннино, запястье — и попыталась эти скрюченные пальцы осторожно от себя отодрать. Совершенно безуспешно.

— Маленькая девочка, — пробормотала Марго, удерживаясь-таки над гулко хохочущей чернотой, удерживаясь, вцепившись в Аннину руку.

И осознав реальность, надежность и тепло этой держащей ее руки, разглядела краешком глаза, что она сама, маленькая перепуганная Марго, на самом деле стоит в центре гостиной, залитой весенним солнцем, и в то же время каким-то невероятным, непостижимым образом заглядывает в глубину плещущей холодом черноты. И видит там, на самом дне свое собственное перепуганное отражение — маленькую девочку, чье бледное запрокинутое лицо, искаженное беззвучным криком, уже заливает чернота…

— Маленькая девочка, — повторила Марго и почувствовала, как под ее пальцами задрожала Аннина рука. — Маленькая девочка с синей лентой на голове… Баженка… Ее зовут Баженка? — Марго прищурила неподвижные глаза, вглядываясь в видимую только ей черную пропасть, в которой тонула маленькая незнакомая девочка. И почувствовала, как уже неудержимо затряслась рука Анны в ее маленькой ладони.

И вдруг увидела то, что раньше никак не могла разглядеть в зыбкой темноте с плещущейся чернотой на дне. Толстые замшелые бревна. Осклизлые стенки глубокого колодца.

— Она упала в колодец, Анна, — так же безжизненно и почти не осознавая своих слов, прошептала Марго. — Скорее, Анна. Беги. Беги, Анна. Ты успеешь.

Марго видела растерянные глаза Анны — издалека, на другой стороне черного тумана колодца, и видела, как еле различимо шевелятся Аннины губы, наверное, говоря что-то, сейчас неслышное для Марго.

— Беги, Анна! — крикнула ей Марго, сердясь на ее неторопливость.

И ей показалось, что на секунду или на какой-то обрывок секунды в промежутке между двумя движениями век Анна вдруг увидела то же, на что смотрела Марго — как будто в светлые Аннины глаза плеснуло ледяной влажной чернотой из глубины колодца.

Колодца, на дне которого захлебывалась маленькая девочка. Баженка, Аннина дочка.

И Анна побежала так быстро, как до того не бегала никогда, звонкие удары ее пяток об пол налетали один на другой — как будто не толстушка Анна, а тонкая легконогая девочка, вся огонь и ветер, неслась стрелой, выпущенной из тугого лука. А Марго так и осталась стоять неподвижно, напряженно морща лицо и сжимая маленькие кулачки. Она старалась не упустить уже расплывающееся видение холодной пропасти колодца.

Она чувствовала, как слабеет та маленькая девочка в гулко плещущейся черной глубине, и ее суматошные движения становятся все медленнее, и чернота все больше и больше съедает ее испуганное бледное лицо. «Еще чуть-чуть, — умоляла ее Марго: — Продержись еще капельку. Пожалуйста».

И вдруг девочка — не то чтобы услышала Марго — скорее почувствовала ее присутствие, почувствовала, что она больше не одна в этой ледяной черноте, глотающей ее дыхание. Как будто они с Марго на секунду встретились взглядами.