Имя убийцы
Шрифт:
— Странно, — бормотал он под нос. — Нос синий, а кровь не голубая…
Дрожащие руки, судя по всему, специалисту не мешали. Он покосился на побледневшего посетителя, проследил за его взглядом, оставил «работу», прикрыв ее простыней.
— Эссенциальный тремор, знаете ли, — объяснил он, показав Турецкому ладони. — Медленно прогрессирующее дрожание рук. Старость не радость. Во всяком случае, это лучше, чем рак. Говорят, что избавиться от этой болезни можно только путем трепанации черепа и удаления из мозга ответственных за болезнь клеток. Не думаю, что когда-нибудь соглашусь на вскрытие своей любимой черепной коробки.
«Кажется, зря я позавтракал», — подумал Турецкий.
— Пойдемте. — Доктор сделал приглашающий жест, предлагая пройти в соседнее помещение. Продирающий душу металлический лязг — он резко выдвинул ящик. Турецкий сглотнул. Он много раз посещал подобные заведения, а все никак не мог избавиться от мерзкой сухости во рту. По покойнику было видно, что в морге он уже залежался. Пора бы в землю. Мужчина был пожилой, ни капли лишнего жира, хотя и не сказать, что худощавый, горбатый нос, увенчанный рельефной родинкой, беспорядочно растущие, в том числе из носа, седые волосы. Правая сторона черепа существенно отличалась от левой — благодаря фиолетовой рваной опухоли.
— Деформация черепа, — пояснил Евсеев. И пошутил: — Типичный инфаркт. Налицо следы механических повреждений. Смерть наступила мгновенно, бедняга не мучился.
— Да, мне говорили, — пробормотал Турецкий. — Его ударили накопителем компьютерной информации устаревшей модификации. Это тяжелая коробочка, напоминающая кирпич. Что-то вроде шкатулки, где тоже хранится мелкий хлам…
— Да, я помню, — кивнул Евсеев. — Мне приносили эту «шкатулку». С орудием убийства «ноу проблемз», как говорится. Потерпевшего ударили именно ею. Потом поставили на место и стерли отпечатки пальцев. Но осталась небольшая деформация на корпусе — ее конфигурация удачно совпала с конфигурацией раны.
— Ударили в правый висок, — задумчиво констатировал Турецкий. — Если допустить, что убийца подошел сзади… а он и подошел сзади, иначе потерпевший предпринял бы попытку встать, — получается, что наш злодей… обыкновенный правша?
— Сочувствую, милейший, — хмыкнул доктор, — девяносто пять процентов населения Земли — обыкновенные правши. Остальные — леворукие, а еще небольшой процент — вообще безрукие.
— А скажите, доктор, с какой силой следовало нанести удар, чтобы господин Регерт навсегда, а главное, мгновенно покинул наш мир? Смогла бы с этим делом справиться женщина?
Патологоанатом неопределенно пожал плечами.
— Как-то не задумывался, уважаемый сыщик. Вы сами с этим легко разберетесь, когда в ваши руки попадет этот необычный предмет. Ну, думаю… он весом килограмма полтора, если хорошенько размахнуться… в сущности, с этим справился бы и ребенок — обладай хорошей мотивацией, полным отсутствием моральной составляющей и хорошим пространством для замаха. Возможно, другой человек от такого удара
— И никаких сюрпризов? — на всякий случай уточнил Турецкий.
— Какие уж тут сюрпризы, — глухо засмеялся Евсеев. — Жизнь такая — оглянуться не успеешь, а уже в ящике. На мой взгляд, здесь все однозначно, молодой человек. Смерть от удара относительно тяжелым металлическим предметам. Несовместимая с жизнью деформация черепа. И еще — могу вас уверить, удар наносился в то время, когда потерпевший сидел неподвижно. То есть нападения он вряд ли ожидал — иначе извертелся бы…
— Ценю, Александр Борисович, что свою работу в Мжельске вы начали с посещения моего кабинета. — Майор Багульник лез из кожи вон, чтобы выглядеть воплощением дружелюбия, хотя получалось на троечку. — Присаживайтесь, не стесняйтесь. Хорошо выспались?
— Спасибо, Владимир Иванович, часть ночи я действительно проспал. — Турецкий присел, стараясь не всматриваться в убранство кабинета. Если что-то в нем и меняли в последние тридцать лет, то только портреты президентов (а также генеральных секретарей) и министров внутренних дел.
— Да, я знаю, вы могли бы и не заходить, раз уж вам сверху дан такой карт-бланш… — гнул майор. — Но вы поступили правильно. Чаю хотите?
— Спасибо, я только что из морга, — поблагодарил Турецкий. — Полюбовался на загадочного господина Регерта. Как насчет охранников Гриши и Максима? Их уже похоронили?
— А как же иначе, Александр Борисович? — капитан развел руками. — У парней в Москве были родственники. У одного жена, у другого любимая девушка. Жуткий стон стоял в нашем морге, когда вся эта кавалькада прибыла для формального опознания. Тела, по завершении процедур, увезли в Москву, где и предали земле. Похороны состоялись, если не ошибаюсь, двадцать четвертого или двадцать пятого апреля — на одном из столичных кладбищ.
— А генерал?
Врио начальника милиции скорбно поджал губы.
— Тело генерала Бекасова обнаружили… — Багульник пошевелил губами, посмотрел на потолок. — Двадцать шестого числа. В тот же день состоялось опознание… ага, стало быть, двадцать восьмого апреля генерала Бекасова похоронили в Москве на Донском кладбище. Завтра похоронят и Регерта. Родственников у него нет… во всяком случае, вменяемых, придется привлечь социальную службу… Или он вам еще нужен?
Турецкий вздрогнул.
— Нет, спасибо, обойдусь. Скажите, Владимир Иванович, высказывались какие-нибудь версии — какой информацией владел Регерт? Ведь не просто так его убили?
— Гадание на кофейной гуще, Александр Борисович. Первое и единственное, что приходит в голову — Регерт был свидетелем убийства генерала и его ребят. Или располагал другой информацией, на основании которой правоохранительные органы смогли бы сделать правильные выводы. Другого, знаете ли, не приходит. Да и нужно ли?
— То есть дело ясное, что к убийству генерала причастен работник прокуратуры?
— Удручает, но что еще прикажете думать? Если вам подвернется другая версия, то будет приятно. Флаг вам в руки, как говорится: Расследуйте. Рецидива вчерашнего, конечно же, не будет. Мне кажется, каждая собака в этом городке знает, что обязана оказать вам посильное содействие…