Имя Звезды

Джонсон Морин

— Мама дорогая! — вырвалось у меня. — Так ты…

— Именно. Он мертв.

Бу сказала это таким тоном, будто сообщала, что нынче его день рождения. Алистер выглядел… человеком. Намазанные гелем пряди, подвернутые джинсы, безразмерный тренч… Я подняла руку, дотронулась до своих волос — длинные, прямые, очень темные — и внезапно порадовалась, что не выкрасила их в розовый цвет, как собиралась. Несколько недель походить с розовыми волосами — милое дело. Розовые волосы на веки вечные — это уже другой вопрос.

Мысль была нехорошая,

даже подловатая. Думать-то нужно о смысле жизни, о том, каково умереть в восемнадцать лет в собственной школе, о том, что для некоторых смерть — это еще не конец. Но то были слишком великие мысли, вернее, мне они в тот момент были великоваты. Вот я и сосредоточилась на волосах. На вечной прическе. На вечных говнодавах.

Меня разобрал истерический хохот. Хохотала я так, что испугалась: сейчас меня вывернет наизнанку, прямо здесь, в разделе литературы. Кто-то остановился в конце прохода и долго смотрел на нас с укором, но я не в силах была уняться. Когда я наконец немного взяла себя в руки, Алистер слез с подоконника.

— Пошли, — сказал он. — Давай уж я тебе покажу.

Он спустился на первый этаж, к справочному разделу, расположенному рядом со столом библиотекаря. Целая полка была забита «Вексфордским вестником», экземплярами школьной газеты, сброшюрованными и переплетенными в зеленую кожу.

— Март тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, — сказал он.

Бу сняла с полки том за 1989 год и положила на один из ближайших столов. Отлистала к марту. На удивление дешевая, плохонькая бумага, подслеповатая печать. В номере за 17 марта, прямо на первой странице, мы обнаружили фотографию Алистера. Он улыбался прямо в объектив — волосы длиннее нынешнего, явно осветленные, это было видно даже на черно-белом снимке. Я прочла заголовок: «Вексфорд скорбит о своем ученике».

— «Алистер Гиллиам умер во сне в четверг вечером, — негромко прочитала Бу. — Он был редактором школьного литературного журнала, любил поэзию и группу „Smiths"»… Во сне?

— Тяжелый приступ астмы, — пояснил Алистер.

Я опять захихикала. Смех будто сам лез в горло. Библиотекарь бросил на нас грозный взгляд и приложил палец к губам. Бу кивнула, поставила книгу на место, и мы поднялись обратно наверх, где никого не было. Убедившись, что мы одни, Бу продолжила разговор.

— Ты же не здесь умер, — сказала она. — Так чего перебрался сюда?

— Вот радость — торчать в Олдшоте! Здесь, по крайней мере, есть что почитать. Больше-то мне нечем заняться. Я уже перечитал все книги — по два раза. Ну, почти все. Тут полно дерьма.

— Повезло тебе, что ты можешь брать книги с полки и переворачивать страницы, — заметила Бу.

— Пришлось научиться, — ответил он. — Ну а вы чего вместе? Обычно-то вы парами не расхаживаете.

— А ты уже встречал таких, как мы? — поинтересовалась Бу.

— Да, случалось раз-другой, за все эти годы. Но они всегда являлись поодиночке и все были с приветом.

Да уж, веселенький комплимент. А

еще, судя по тому, как Алистер на меня смотрел, он и про меня пока не решил, с приветом я или нет.

— Мы не совсем такие, как все, — заявила Бу. — Я из полиции.

— Легавая? — Впервые за все время Алистер рассмеялся от всей души.

— Да, представь себе, — отозвалась Бу. — Мы расследуем дело Потрошителя. Потрошитель… он как ты.

— В каком смысле «как я»? Тоже мертвый, да?

Бу кивнула.

— Ну, мертвый, но не такой, как я. Мы все разные, сама знаешь.

— Ну конечно! — поправилась Бу. — Прости.

— Я с убийцами не вожусь, — добавил Алистер. — Я был вегетарианцем. Есть мясо — значит пособничать убийцам.

— Правда, прости меня.

Бу протянула руку и коснулась его плеча. Он не казался совсем уж эфемерным.

— Как это у тебя получается? — поинтересовалась я. — Я вот видела, как один прохожий прошел сквозь ту женщину.

— А, — сказала Бу, — это у них у всех по-разному. Некоторые довольно крепкие. Другие вообще как воздух. Алистер вон крепыш. Ты можешь проходить сквозь препятствия? Двери там или стены?

— Могу, но не люблю, — ответил он. — Приходится черт знает сколько возиться.

— Чем они плотнее, тем больше у них на это уходит времени и тем им это сложнее. Те, которые как воздух, проходят сквозь препятствия без особого труда, зато они физически слабее. Им труднее поднимать предметы. Но призраки тоже люди, к ним нужно относиться с уважением, какие бы они там ни были, верно?

Речь в защиту прав призраков, похоже, подействовала на Алистера благотворно.

— Рори нужна нам для этого расследования, понимаешь? — продолжила Бу. — А она только сейчас обнаружила, какие у нее способности, а к этому нужно немного попривыкнуть. Но ей необходимо сделать одно домашнее задание, а она, как видишь, сейчас не в состоянии. Я вот подумала, может, ты нас выручишь?

К моему удивлению, Алистер не ушел и не растворился в воздухе от возмущения (а по моим понятиям, мог).

— И о чем речь? — поинтересовался он.

— Сочинение на шесть-восемь страниц про основные темы «Дневника Сэмюэля Пипса», — оттарабанила я.

— «Дневник Сэмюэля Пипса» — толстенная книга, — заметил Алистер.

— Ну, не про все… только про ту главу, где о пожаре.

— Основной темой главы о пожаре является пожар.

— Ну там… композиционные приемы, что-нибудь в этом роде.

— Можешь помочь? — спросила Бу. Улыбка у нее была от уха до уха, прямо страшно становилось. — В смысле, мы и сами умные, но нам нужно ловить убийцу. Ты не мог бы напечатать…

— Я не могу печатать.

— Тогда написать, — быстро поправилась она. — Ручку ты можешь держать?

— Я давно не пробовал, — ответил он. — Раньше вроде мог. Когда оно вам нужно?

— Завтра к утру? — сказала я.

Алистер постучал кулаком по губам, призадумался.

— Музыку гоните, — сказал он.