In a hundred lifetimes
Шрифт:
Дверь открывается, и сердце Роуз заходится в таком сумасшедшем темпе, что биение его слышно по всему телу. Но появившийся мужчина не тот Доктор, которого она знала. Этого человека она никогда прежде не встречала. В седовласости его угадывается что-то знакомое. И этот мужчина, безусловно, Доктор.
Неожиданно он оборачивается на нее и смотрит прямо в глаза. Его рот чуть приоткрывается, и ресницы начинают мелькать с поистине изумительной скоростью. Доктор моргает так часто, словно пытается убедиться в реальности происходящего. Сделав несколько шагов навстречу, он останавливается на расстоянии вытянутой
— И что же тут у нас? — сурово осведомляется он, обнаруживая чудовищный шотландский акцент. — Зайгон? Гангер? — судя по тону, он не рассчитывает на ответ, и Роуз даже не успевает раскрыть рта в коротеньких паузах между гневными вопросами. — Почему здесь? Почему ее лицо? Как вы вообще узнали о ней? Прошли годы…
Он замолкает только затем, чтобы вытащить из-за пазухи звуковую отвертку.
— Базовое сканирование расскажет больше, чем ты, — заверяет Доктор, направляя устройство в лицо Роуз. — Больно не будет, но я бы советовал не дергаться, — предупреждает он, прежде чем нажать кнопку.
Он неторопливо (пожалуй, слишком медленно) сканирует Роуз с головы до пят, а она терпеливо ждет и тщится придумать хоть слово, которое нужно будет сказать, когда он все поймет.
Отвертка издает негромкий звук, и Доктор переводит подозрительный взгляд на экран. Нахмурившись еще сильнее, он нажимает несколько кнопок, но видимо не добившись желаемого результата, переворачивает и трясет устройство в явной попытке устранить неисправность. В этих молчаливых эволюциях они проводят добрых пять минут. Только убедившись, что отвертка в полном порядке, Доктор поднимает глаза.
— Ты не можешь быть настоящей, — заявляет он тихим, но по-прежнему строгим тоном. — Тебя просто не может быть здесь.
Он снова дотрагивается до ее плеча, словно первого осмотра было недостаточно.
— Роуз?
Он все еще помнит ее имя. Одного этого хватает, чтобы к горлу подступил ком, а к глазам слезы, но Роуз силится быть приятным собеседником.
— Доктор, это я, — спокойно произносит она.
Доктор смотрит на нее долго, и в глазах его мучительная нерешимость.
— Каким образом? — наконец спрашивает он.
— По-моему, здесь не самое лучшее место для разговора, верно? — улыбается Роуз в ответ.
Совсем рядом стоит ТАРДИС, и Роуз пытается не думать, как долго скучала по ней, и как долго хотела вернуться на борт. Но сейчас не время – сначала им нужно все обговорить, не отвлекаясь на посторонние темы.
— Да, да, разумеется, — слабо твердит он, пятясь к кораблю так, словно, отведи он взгляд, Роуз тут же исчезнет.
— Мы могли бы пойти ко мне, — предлагает та. — Это за углом.
Вздохнув, Доктор кивает:
— Показывай дорогу, Роуз Тайлер.
Роуз нравится, как ее имя звучит на новом языке Доктора.
В тишине они добираются до квартиры. Это хороший район – совсем близко к заливу, но и до города буквально пара шагов. Роуз распахивает дверь и, проводив Доктора в гостиную, отправляется на кухню, чтобы поставить чайник.
Они сидят с дымящимися чашками несколько минут, пока Доктор не
— Зачем ты здесь? Впрочем, это неправильный вопрос. Как ты здесь оказалась?
Роуз замирает на секунду. У нее была целая жизнь, чтобы подобрать блестящие правильные слова, но сейчас ее ум абсолютно пуст. А ведь она была так уверена во всем ровно до тех пор, пока он не назвал ее имя. Теперь Роуз чувствует себя нервной и потерянной перед Доктором, человеком, которого искала всю жизнь. Ей нужен всего момент, чтобы собраться с мыслями.
— Я ну… я… В общем, сначала главное: я не стала уничтожать пушку, после того, как ты оставил меня. Подумала, что она может пригодиться когда-нибудь. Потом… Хм, это, кажется, было в 2011… Трудно вспомнить – время там и здесь идет не одинаково. Так вот, в 2011 появились трещины. Наш Торчвуд присматривал за ними, но однажды, когда я была у себя в кабинете все датчики пушки будто посходили с ума, все они оповещали, что устройство готово к прыжкам. Тогда я подумала: «Будь что будет. Сейчас или никогда» и … Одним словом, я очутилась здесь, - глубоко дыша, рассказывает Роуз. – То есть, не совсем здесь, конечно. Сначала я попала в Шотландию и потом автостопом добралась до Кардиффа.
— Трещины во вселенной… Я никогда не думал, что они будут и в вашей, — размышляет вслух Доктор. – Но, Роуз, - его глаза чуть сужаются, - это произошло много лет назад. Два десятилетия назад, если быть точным. Почему? Почему ты до сих пор здесь? – прищурившись еще сильнее, пытливо осведомляется он. – Почему ты оставила ту вселенную? У тебя же был этот… он… кхм, я. Почему ты оставила его?
Роуз ожидала этого вопроса, что, конечно, не сделало его менее болезненным.
— Я бы не бросила его, — шепчет она, поднимая взгляд на Доктора. – И я очень, очень его любила. Мы были счастливы. Были счастливы все девятнадцать лет, которые прожили вместе. Девятнадцать лет, Доктор. Гораздо больше времени, чем было у нас с тобой.
Что-то на задворках сознания подсказывает Доктору отступить, перейти на нейтральные темы, дабы не причинять Роуз еще больше страданий, но он не может удержаться и мягко, почти бережно, спрашивает:
— Что произошло?
— Он умер, — быстро отвечает Роуз.
Доктор нервно сглатывает. Неудивительно, что она хотела сбежать.
— Все эти разговоры о старении вместе… То, о чем ты и он постоянно твердили… все это просто бредовые сказки. Его убили. Сикораксы. Когда он пытался защитить меня.
Роуз неоднократно клялась себе, что не будет о нем плакать, но слезы, набухающие в уголках глаз, грозятся вот-вот упасть. Она опускает голову, позволяя волосам скрыть ее лицо, и неотрывно глядит перед собой, избегая взгляда Доктора.
— Роуз, — тихо произносит тот, опустившись перед ней на колени, — мне жаль. Мне очень жаль.
На десятую долю секунды Доктор звучит точно так же, как старый он, и Роуз поднимает влажные глаза.
— Он умер по глупости. Он не должен был меня защищать. Я тысячу раз повторяла ему «Беги!», я хотела, чтобы он оставил меня. Я хотела, чтобы он выжил. Но, Господи, какой же он упрямец. Единственное, что он должен был сделать в своей идиотской жизни – оставить меня и бежать, — теперь Роуз рыдает, едва ли в состоянии продолжать рассказ.